ходить за компанию без камеры, а то она очень тяжелая.

— Ты что же оставишь камеру одну в номере? — театрально удивился Сергей.

— Не оставлю, — согласился Игорь.

— Ладно. Спать давай. Вон, уже светает, а мы с тобой не спали. Блин, мне часов через шесть уже включаться надо. Да к тому времени, если я не подремлю хоть немного, у меня башка чугунная будет. А вставать придется еще раньше. Надо в редакцию позвонить, чтобы они прямое включение заказали.

— Ты сейчас позвони. Пусть заранее заказывают, поскольку ночная смена работает. А потом спать ложись.

— И то верно, — согласился Громов. — Голова ты, Игорь.

Он быстро развернул телефон антенной к окну, связался с редакцией, объяснил, что требуется сделать, а потом лег спать, но через час в дверь вновь застучали.

— Да кого тут носит всю ночь? — закричал Игорь. — Чтоб тебя черти съели!

Он откинул одеяло и решительно двинулся к двери, но на этот раз никто в номер к ним вламываться не собирался, да и диалоге пришельцами длился всего несколько секунд. Сергей расслышал только, как Игорь кого-то благодарит, после чего тот захлопнул дверь и вернулся к дивану. В руках он нес кассету.

— Вот, — сказал Игорь, показывая кассету Сергею, — какие честные люди. Обещали отдать и действительно отдали, а я уж думал, что с концами ее забрали, и значит придется объяснительную писать — куда это я казенное добро дел. Что, дескать, не забыл ее нигде, не потерял и не пропил, а отдал прямо в руки иракским спецслужбам.

— Ну, насчет пропил, тут ты маху дал, — помычал спросонья Сергей. — Кому тут кассета твоя нужна? На базаре — ее не продашь. А куда она делась — в случае если тебе не поверят, я могу подтвердить. Нам, двоим — точно поверили бы. Ты посмотреть не хочешь — затерли они что-нибудь или не стали? А то будем кассету отсматривать, а там одно черное поле.

— Смерти моей хочешь? — спросил Игорь, бросая кассету на журнальный столик. — Не хочу я ничего смотреть, я спать хочу. Надеюсь, что больше нас тревожить не станут, иначе точно кого-нибудь прибью.

— Сплюнь.

Иракцы должны были проверить, не попали ли в кадр те места, где располагались системы ПВО. Но как оказалось впоследствии, работа эта была абсолютно напрасной, потому что во время ночного налета бомбардировщики уничтожили не только почти все зенитки, но и системы оповещения. Так что с этого времени сирены перестали выть, предупреждая о скором налете, а сами налеты стали круглосуточными.

Буфет ресторана в «Палестине» не работал. Есть приходилось идти в соседние кварталы, где располагалось небольшое кафе. Там обычно они ужинали все вместе по вечерам. Но после налета это кафе могло быть закрыто. Наскоро перекусив тем, что осталось с вечера — кусочками курицы и риса, Сергей с Игорем отправились к «Таляляму».

Громов обратил внимание на то, что завал на улице расчистили, разбитые машины растащили по обочинам. Он узнал старый «Форд», из которого утром они с Игорем вытаскивали раненного. То ли машину оттаскивали с проезжей части бульдозером или танком, то ли в нее угодило еще несколько камней, но теперь «Форд» был так сильно помят, что вряд ли подлежал восстановлению. Крышу буквально вдавило в кресла. Выходило, что они спасли жизнь бедолаге, его владельцу, а он так ничего и не узнает. Ну, может только, когда очнется, чуть оклемается и станет выяснять — кто же вытащил его из машины. Приедет в «Палестину», будет опрашивать ее сотрудников, может только тогда ему и станут известны имена спасителей. К тому времени, Сергей и Игорь уже надеялись быть дома, в Москве. Не дождутся они благодарностей.

— Не дадут нам медали за спасение… — сказал Игорь, тоже увидев покореженный «Форд». Он замолчал, подыскивая подходящее слово. Есть ведь медали «За спасение утопающего», «За спасение при пожаре», но ни одна из них в этом случае не годилась, а он не знал как назвать ту медаль, что им причиталась, — в общем, родина не узнает героев своих, — закончил он.

Как ни странно «Талялям» опять выстоял. Может, ракетами и слизнуло систему ПВО с его крыши, но само здание казалось, по крайней мере, с улицы, не поврежденным. И все же, журналистам, державшим здесь свои тарелки, пришлось отправиться искать более спокойные места.

У Сергея в это утро не было никакого желания искать их на улицах города, пусть бы ему и дали точный адрес. Он походил на робота, который исполняет привычную программу — идет по уже не раз пройденному маршруту. А вот если в него заложить программу с новым маршрутом, то мозги таких испытаний могут и не выдержать.

Вообще-то одна тарелка возле «Таляляма» все же осталась. Самыми стойкими оказались турки из информационного агентства IHA. Это именно они обслуживали те камеры, что стояли на крыше здания и транслировали картинку на весь мир. Они точно каторжники были прикованы к этим камерам. Правда во время налета все они пострадали. Сейчас их демонтировали, а техник, командовавший этим процессом, сказал Громову, что они решили переместить все хозяйство к «Палестине», а то возле «Таляляма» стало слишком неспокойно.

Это хорошо, успел подумать Сергей, хоть до «Таляляма» всего десять минут пешком, но если они тарелку перед «Палестиной» поставят, так вообще никуда ходить не надо. Попил в номере водички, текст написал, вышел на улицу и можно включаться.

И тут что-то ухнуло в соседнем квартале, прервав размышления Сергея и подтверждая слова турка, что здесь стало слишком неспокойно. Немедленно вслед за этим тишину разорвали завывания муэдзина, хотя, насколько знал Сергей, сейчас было не время молитвы.

— Это еще что такое? — недоуменно спросил Игорь.

Он посмотрел на турка. Тот ведь все-таки мусульманином был. Но турок и не думал расстилать коврик для молитв. Игорь завертел головой во все стороны, как будто старался понять — откуда доносится голос муэдзина. Казалось, что голос этот звучит отовсюду, вернее падает на землю с небес.

— Так вы еще не в курсе? — спросил турецкий техник.

— О чем? — спросил Сергей.

И тогда турок рассказал им и о том, что системы ПВО и оповещения в Багдаде полностью выведены из строя, что теперь о предстоящей бомбежке будет оповещать дежурный муэдзин.

Он забирался на минарет, и как только начинали падать первые ракеты, заводил свою нудную песню: «Аллах Акбар», — точно призывал всех верующих помолиться, упасть на колени, обращаясь лицами своими в сторону Мекки и просить у бога, чтобы один из «томагавков» взорвался прямо в чреве американского самолета, а лучше — корабля.

У него был отлично поставленный голос, но к концу бомбардировки муэдзин голос срывал, и не пел уже, а стонал и хрипел, точно в него попал один из осколков и теперь у него из горла сочится кровь, мешая выкрикивать молитву. Это был какой-то зов из могилы, который пробирал до костей. Впечатление оставалось жутким, мурашки по всей спине бежали, а Сергею очень хотелось заткнуть руками уши или беруши в них вставить. Лишь бы не слышать этот хрип. Что муэдзин делал между бомбардировками, чтобы восстановить голос, Сергей не знал. Наверное, глотал десятками сырые яйца.

Вокруг «Таляляма» повсюду валялись куски камней и осколки, Сергей наклонился, поднял один из них, провел пальцем по зазубринам, потом положил в карман, но на этом не успокоился и стал зачем-то собирать другие осколки, распихивая их по карманам. Он как-то не обратил внимания на то, что края осколков — острые и могут порвать ему джинсы. Он думал о том, как разложит эти кусочки металла в серванте, среди других сувениров, будет показывать их гостям и рассказывать о том, как жарко было в Багдаде.

— Ой, не стоит тебе их в таком месте носить, — остановил Сергея турецкий техник.

— А что такое? — спросил Сергей.

— Да понимаешь ли, — начал техник и тут он рассказал о том, что боеприпасы, которыми обстреливали город американцы, могли быть сделаны из обедненного урана и вот если эти осколки в карманах немного поносишь, то перестает работать одна очень важная штучка в организме.

О, черт, подумал Сергей, совсем я из ума выжил.

Он превосходно знал, что такие боеприпасы американцы применяли и в Югославии, а несколько человек из числа натовских миротворцев, заболели раком. Сергей быстро вывернул карманы и высыпал