каким-то образом здесь осталась, на нелегальном положении. Теоретически их мог арестовать любой военный или полицейский патруль.

На американцах были бронежилеты и каски, но они надевали их при любой возможности, а их спокойное поведение доказывало, что «Палестину» этой ночью бомбить действительно не будут. Еще по Балканской войне Сергей знал — американские журналисты частенько оказываются шпионами, ну все равно как вторые секретари в посольстве, а если нет, то они все равно были в курсе грядущих событий.

В последнее время заварушки по всему свету устраивали исключительно стервятники из Пентагона, а своим журналистам они сливали нужную информацию. По слухам, бомбежку здания телевидения в Белграде, CNN снимало чуть ли не тремя камерами, расставив их заранее в разных точках. Знали они, что здание будут бомбить. Сергей помнил — во что оно превратилось, и помнил о повторном налете, когда сербы пытались вытащить из-под завалов раненных. Что он мог сделать, кроме как всем своим видом показать американцам, что он их терпеть не может? Не сдавать же их и вправду патрульным? Коллеги старались тоже не замечать американцев, а те держались обособленно и на весь свет им, как обычно, было наплевать.

Здесь собрались почти все журналисты, что обитали в «Палестине». Среди них было две девушки: одна — шведка, другая — болгарка. Ее, кажется, звали Златка. Вообще-то она была с телевидения, но накануне истечения срока ультиматума, оператор, с которым она приехала и его ассистент, сказали ей, что им жизнь дороже работы и уехали в Софию. Златка с ними возвращаться не захотела и осталась в Багдаде одна-одинешенька с маленькой камерой, которую можно было спрятать в ладони. Как ей будут в глаза смотреть те, кто ее здесь одну бросил?

По небольшому затишью Сергей догадался, что первая волна бомбардировщиков освободилась от своих ракет. Передышка была недолгой — всего минут пятнадцать, после которой за обработку города принялась вторая волна, а следом за ней и третья. Американцы еще во второй мировой войне накопили огромный опыт разрушения городов, буквально стерев с лица земли Дрезден. Военной необходимости в этом никакой не было. Зато там были сокровища мировой цивилизации, которые могли бы достаться русским, а не американцам. Так вот уж лучше они не достанутся никому, видимо, решили американцы. А вот превосходный багдадский музей в руки к ним попадет. Конкурентами в этом случае являются лишь только военнослужащие из стран антииракской коалиции. Военные самолеты, отправляющиеся на родину, на предмет контрабанды проверять будут не очень дотошно. За счет этого музея американцы смогут существенно пополнить сокровища своей нации.

В бомбоубежище стояло несколько машин. Громов старался держаться от них подальше, хотя в машинах были мягкие кресла, а ему уже порядком надоело сидеть на бетонном полу, подложив какие-то тряпки, чтобы не простудиться. Вот только в баках машин был бензин, и такое соседство Сергею очень не нравилось.

Воздух в бомбоубежище постепенно наполнялся едкой гарью. Сергей чувствовал, что начинает дуреть от непрекращающегося ни на минуту гула и взрывов. Журналисты нашли второй выход, который вел прямо на улицу, причем выход этот оказался очень широким, так что вполне хватало места, разъехаться двум машинам. Через него они изредка выбирались из бомбоубежища, взяв с собой камеры, и пытались что-то снимать.

По улицам ползли клубы дыма. Судя по тому, откуда доносились взрывы, бомбили дворец и комплекс правительственных зданий. Там где-то размещался секретный бункер, откуда шло управление войсками. Вот его американцы и хотели уничтожить в первую очередь, но у них это все никак не получалось. Громов попытался прикинуть, где в эти минуты находится Саддам Хусейн. Может среди тех, кто сейчас был в бомбоубежище? Похоже, здесь и сейчас, одно из самых безопасных мест в городе.

Фасад здания, стоявшего в трех десятках метрах от «Палестины», обвалился, обломки его загородили проезжую часть и разбили несколько припаркованных поблизости машин. Огромный камень свалился прямо на крышу старого «Форда». Похоже, это произошло как раз в тот момент, когда водитель машины собирался выбраться из нее и открыл дверь. Бомбежка застала его в пути. Он все надеялся доехать до дома, тянул до самой последней минуты, и вот не успел. Корпус машины перекосило, выбило все стекла, а двери, кроме одной, заклинило. Водитель все еще находился внутри. Из полуоткрытой двери, чуть ли не до земли, свисла его рука.

— Черт, — пробормотал Громов.

Мысленно он проклинал себя самыми последними словами — за то, что не может уйти обратно в бомбоубежище, не проверив, остался ли водитель жив. Ну и что он будет делать, если тот уцелел? Вытащит его из машины, переправит в бомбоубежище, и будет наблюдать за тем, как он умирает?

— Что такое? — спросил Игорь.

— Машину видишь?

— Вижу.

— Там водитель.

— Хочешь посмотреть, что с ним?

— Просто жажду, — съязвил Сергей.

— Тогда пошли — посмотрим, — просто сказал Игорь.

Им надо было спешить. Бомбежка могла в любой момент возобновиться, и не хотелось оказаться на улице, когда вокруг гремят взрывы и рушатся дома.

Иракские силы ПВО уже не пытались сбить самолеты, которые находились на большом расстоянии, а больше работало по ракетам. Сергей опасался, что в арсеналах американцев их накопилось столько, что они смогут обстреливать город в течение нескольких недель. Самолеты волна за волной будут бесконечно накатываться на него, совершая чартерные рейсы со своих аэродромов, возвращаясь на них, пополняя запасы топлива и боеприпасов, вновь отправляясь на бомбежку.

Когда он начнет сходить с ума от всего этого?

На водительском кресле, лежал мужчина лет шестидесяти. Осколками стекла ему посекло лицо, но кровь уже запеклась и перестала течь. На спинке кресла было огромное бурое пятно. Оказалось, что у мужчины еще и голова разбита. Рану на макушке он получил, когда, упавший на машину камень, продавил крышу.

Мужчина был без сознания. Сергей обхватил его за подмышки и выволок из машины. Игорь схватил пострадавшего за ноги. Так вот вместе они и дотащили мужчину до бомбоубежища, а там положили его на пол. Больше они ничем ему помочь не могли, у них ведь не было ни воды со спиртом, чтобы продезинфицировать раны, ни бинтов, чтобы их перевязать. Вместо бинтов они могли использовать свои майки. Но те, после нескольких часов, проведенных в бомбоубежище, стали совсем грязными. Только хуже сделаешь, если ими рану перевязывать начнешь. Занесешь еще какую-нибудь заразу, отчего воспаление начнется.

Глаза покраснели от бессонницы и цементной пыли, которая витала в воздухе, как мошкара. Подвал постоянно сотрясался, а мошкары становилось все больше. Игорь снял с себя майку и натянул ее на камеру, чтобы спасти от пыли чувствительную оптику. Для этого майка еще годилась.

В четыре часа утра взрывы прекратились. Выходило, что американцы обстреливали Багдад восемь часов. Целый рабочий день. Почему они не стали работать в две смены или даже в три? Как же они не взяли сверхурочные, за которые, наверняка, полагались премиальные? Что же у них не нашлось необходимого количества пилотов или самолетов?

Сергей не сразу понял, что бомбежка закончилась. Он думал, что оглох и поэтому больше не слышит взрывов. Еще долго в его ушах стоял гул. Сергей попробовал унять его теми же упражнениями, которые делают, когда в уши затекла вода, но гул все не прекращался. Он боялся, что выйдя на улицу, увидит лишь оставшиеся от города дымящиеся развалины. Впрочем, он был на поверхности не более двух часов назад. Багдад тогда еще стоял, а за два часа его уничтожить не могли.

— Что с раненым будем делать? — спросил Игорь.

— Его можно сдать кому-нибудь из администрации гостиницы. Пусть в больницу позвонят и сообщат о нем.

Так они и сделали, приволокли на себе раненого на нулевой этаж, положили его на коврике при входе — пусть дожидается, когда за ним приедет «Скорая помощь».

— Мы о нем позаботимся, не волнуйтесь. Это ваш знакомый? — спросил у Громова сотрудник гостиницы, которому тот объяснил, что надо сделать.