может получиться, — отпарировал Уайтинг, едва сдерживаясь от резкого ответа. За Ричарда мгновенно вступились Зося и Бетти.

— Не волнуйтесь, Ричард… Не обращайте внимания.

— У каждого может быть свое мнение.

— Конечно, — согласился Ричард, понимая, что юный пижон критиковал его так нахально лишь потому, что отлично видел тщетно скрываемую бедность автора, а сам был, по-видимому, обеспеченным бездельником, живущим на средства богатых родителей. Ричард знал также, что парень этот не посмел бы сказать ничего подобного, будь автор рассказа известным писателем.

В разговор вмешался джентльмен в сером.

— Чтобы создать повесть, роман, пьесу или поэму, кроме вечного пера, нужен еще один незначительный пустячок: талант.

Девушки рассмеялись, а хозяйка, взяв пожилого гостя под руку, пригласила всех к столу.

Чаепитие проходило как обычно: гости пили чай с ромом, ели бисквиты и какие-то сладкие кексы с цукатами, каламбурили и повторяли газетные новости.

К концу ужина появились соседи: студент Джек Вурворт и Джо Паркер.

Пока они извинялись за опоздание и усаживались за стол, Ричард незаметно вышел и уединился у себя в комнате.

Сев за письменный стол, он задумался. Крайне неприятный осадок оставил в его душе этот нахальный парень. Впрочем, стоит ли нервничать из-за какого-то невежды…

В дверь тихо постучали. 'Наверное, Зося', — подумал Ричард и крикнул:

— Войдите!

К его удивлению, в дверях показался человек в сером.

— Простите, — сказал он. — Нас не представили на вечере друг другу. Мое имя Говард Фром.

— Вы издатель Говард Фром?! — удивился Уайтинг, вскакивая с плетеного кресла. — Садитесь, пожалуйста.

— Благодарю, — усмехнулся Фром, усаживаясь на единственный стул с выцветшей обивкой.

— Ваш визит так неожидан. Прошу извинить за беспорядок.

— Пустяки. Я человек деловой и никогда не обращаю внимания на мелочи. Главное — дело, а детали — вещь второстепенная.

И, помолчав, добавил:

— Мне бы хотелось, чтобы этот вечер не был у нас потерян.

— Пожалуйста, если это зависит от меня, я к вашим услугам.

— Итак, разрешите приступить к делу, — продолжал Фром. — Скажу вам откровенно, прошло уже более полугода, как я обратил внимание на вас, вернее, на ваше творчество. И пришел к заключению, что вы, несомненно, талантливый человек. Но в наше время, время космических исследований, невероятного взлета и падения акций, весь мир занят только бизнесом, и одного таланта недостаточно, чтобы выбиться на широкую дорогу. Времена Джека Лондона отошли в область преданий и не повторятся никогда.

— К сожалению, это так, — с грустью подтвердил Уайтинг.

— Надеюсь, — продолжал посетитель, — что о нашем разговоре, чем бы он ни завершился, никто никогда ни при каких обстоятельствах не узнает. Если вы дадите мне слово джентльмена, я изложу свое предложение.

— Конечно, — согласился Ричард.

— Тогда начнем с главного: я, будучи культурным человеком, люблю, ценю и уважаю литературу, а как бизнесмен, естественно, интересуюсь прибылью от нашего крайне трудного коммерческого дела. Мы, издатели, должны не только знать конъюнктуру литературного рынка, движение цен на бумагу, процент брака и макулатуры, спрос и так далее, но и конкурировать между собой. Последнее обстоятельство заставило меня задуматься над отношением писателей к издателям. Оговорюсь заранее: меня, Говарда Фрома, нисколько не интересует литературная слава. Если бы в один прекрасный день я стал бы вдруг известным беллетристом, это нисколько не привело бы меня в восторг. А вот заработать на издании чужих рукописей тысяч десять долларов я бы, разумеется, не отказался и искренне прославлял бы талантливых авторов…

— Простите, я не совсем понимаю. Вы хотели говорить о каком-то предложении… — перебил Уайтинг.

— Да. Разрешите мне довести свою мысль до конца, — бросив пристальный взгляд на Ричарда, продолжал издатель. — Чего жаждет каждый литератор? Славы и долларов. Вы согласны со мной?

— Ну, да… предположим…

— А нам, издателям, нужен только презренный металл. Это, так сказать, преамбула. Теперь, разрешите, я перейду к сути дела. Писатель к писателю относится всегда по-дружески, а к издателю с явной неприязнью, как к торгашу, спекулирующему на его таланте. Не так ли?

— Допустим.

— Вот я подумал: если я стану литератором, отношение авторов ко мне в корне изменится. Я войду в среду писателей как свой человек. Буду пользоваться доверием и уважением не только у пишущей братии, но и у читателей. Кроме того, приобрету авторитет у самих издателей, и мне легче будет конкурировать с ними. Надеюсь, вы уже догадались, о чем пойдет речь.

— Не совсем.

— Будем откровенны: судя по вашей обстановке и по имеющимся у меня сведениям, вы находитесь в весьма затруднительном положении.

— Да. К сожалению, в нашей благословенной стране с самым лучшим в мире, как утверждают многие, образом жизни все покупается на доллары и все продается за доллары: жизненные блага и даже мысли.

— Вот именно. Вы прекрасно знаете, каких нечеловеческих усилий стоит молодому литератору без средств пробить себе дорогу. Это почти невозможно. Многие талантливые писатели живут у нас впроголодь, а иные кончают жизнь самоубийством или начинают писать для газет и в погоне за сенсационными новостями совершенно распыляют свой талант. Такая участь, поверьте мне, — а я редко ошибаюсь, — ждет и вас. Даже более сильные, чем вы, люди кончали тем же. Это неизбежно.

— Так что же вы предлагаете?

— Повторяю, я прежде всего бизнесмен. И могу предложить вам бизнес. Слава — это, говоря откровенно, нечто эфемерное, а доллары — вещь реальная. На них можно купить все, даже ту же славу.

— Мне кажется, в этом вы ошибаетесь.

— Не будем спорить. Пишете вы достаточно хорошо. Так вот — за ваши произведения я предлагаю вам пятикратный журнальный гонорар. За те, что уже написаны, и за те, что вы напишете в будущем. Это даст вам весьма приличные средства. В зависимости от вашей работоспособности, они могут увеличиться. Вы станете богатым. А что еще нужно человеку в наш век? Это ведь самое главное. Поверьте, что все с гораздо большим уважением относятся к богатому идиоту, чем к нищему гению. Хотя вам до гения еще очень далеко… Я даю вам деньги, а все ваши рукописи превращаются в мою собственность. Я могу их переделать, порвать, сжечь, уничтожить. Могу выпустить под каким угодно именем, в общем, сделать с ними все, что захочу. Понятно? Итак, перед вами дилемма: существование без имени и средств, может быть, даже голодная смерть, или богатая, красивая полная удовольствий жизнь. Кроме этого, я предоставляю вам право после моей смерти разгласить эту тайну.

В комнате воцарилась тишина, только слышно было, как между оконными стеклами билась большая муха.

— Ваше предложение, мистер Фром, — заговорил наконец Ричард, — весьма заманчиво, но я, к сожалению, не бизнесмен. Я могу продать свой старый пиджак или еще что-либо, но свои мысли, свой талант я, нищий писатель Уайтинг, никому ни за какие блага мира не продам! — И, помолчав, добавил: — Вы меня извините. Наше джентльменское соглашение остается в силе, но вы обратились не по адресу…

— Как вам угодно, но полагаю, что вы поторопились с ответом. Если передумаете, мой адрес вам известен, — сухо сказал Фром и, поклонившись, торопливо вышел…

Наступила серая дождливая осень. Каждое утро Ричард уходил в порт и там, на ветру, в холодных