своим однофамильцем - большевистским главарем и германским шпионом.

В январе 1924 года А. И. Южин, тогда занимавший должность директора Малого театра, говорил с кем- то по телефону:

- У нас сегодня спектакля не будет... Объявлен траур... Ленин умер... Да, нет!.. Типун вам на язык!.. Не наш, не Михаил Францевич!.. Этот, ихний - в Кремле...

Южин был плотный, широкоплечий, невысокий человек с большой головой на очень короткой шее. И при том обладал могучим голосом. Всеволод Мейерхольд называл его так:

- Комод с граммофоном.

Как известно, Мейерхольд всех своих сотрудников рано или поздно объявлял 'врагами'. Было ли это родом мании преследования или обычное в театральной среде вероломство - судить трудно.

Художник Василий Комарденков, приятель и собутыльник Есенина, оформлял один из спектаклей Мейерхольда. Дело шло к премьере, и вот Комарденков встретил режиссера в мужском туалете театра. Были они там вдвоем, и художник сказал ему так:

- Слушай, Мейерхольд... Я твой нрав хорошо знаю. После премьеры ты начнешь трубить на всю Москву, что я своим оформлением погубил тебе спектакль, что я - бездарность... Так вот предупреждаю: если я это услышу, то не посмотрю, что ты народный артист, что театр - твоего имени... Прилюдно набью морду. Как в пивной... Понял?..

Мейерхольд не ответил Комарденкову ни слова, но так и не обругал ни его работу, ни самого художника.

В двадцатых годах на Никитской улице помещался какой-то театрик миниатюр. В труппе его был замечательный комический актер Владимир Лепко. Он рассказывал Ардову об одном поразительном эпизоде.

У них шла пародия на распространяющийся тогда новый советский обряд комсомольские свадьбы. В частности сценическая 'невеста' была на сносях, с огромным брюхом, а жених - лихой моряк в бескозырке. Его-то и изображал Лепко.

На одном из спектаклей актер вдруг увидел, что в ближайшей к подмосткам ложе сидит в своей форме легендарный командарм С. М. Буденный. Лепко помахал ему рукой и, не выходя из образа, воскликнул:

- Здорово, братишка Буденный!

Эффект это имело самый неожиданный. Герой гражданской войны вышел на сцену и произнес краткую речь, в которой поздравил 'молодых' и пожелал им счастья...

В Москве был такой театральный директор - Игорь Владимирович Нежный. В начале тридцатых годов он был во главе Мюзик-холла. Там шло обозрение Демьяна Бедного 'Как 14-я дивизия в Рай шла'. Однажды автор пьесы сидел в кабинете директора и был свидетелем, как И. В. Нежный круто распекал своего нерадивого сотрудника. Когда тот ушел, Демьян сказал:

- Я вижу, ты такой же Нежный, как я - Бедный...

В вахтанговском театре играл актер Михаил Державин (Отец того, что теперь служит в театре Сатиры.) Во время войны ему пришлось где-то пировать с армейским начальством. Когда генералы подвыпили, случилось неизбежное, один из них сказал артисту:

- Прочтите нам что-нибудь.

- Хорошо, - отвечал Державин, - я вам что-нибудь прочту, только вы нам сначала 'что-нибудь выстрелите'...

Во время войны Соломона Михоэлса командировали в Соединенные Штаты, дабы агитировать богатых американских евреев в пользу Сталина и Советского Союза. Сам Альберт Эйнштейн пригласил Михоэлса к себе в Принстон. Тут надо заметить, что в военные годы в Америке были какие-то ограничения на автомобильные поездки, и это дало Эйнштейну повод пошутить. В телефонном разговоре он сказал Михоэлсу:

- Если вас спросят: зачем вы едете в Принстон - по делу или для удовольствия, вы отвечайте, что по делу... Что же это за удовольствие видеть старого еврея...

Во время свидания Эйнштейн вдруг спросил своего гостя:

- Скажите, а в Советском Союзе есть антисемитизм?

Михоэлс, который прибыл со специальным заданием, хотел было это с жаром отрицать, но хозяин остановил его жестом.

- Оставьте. Я ведь знаю, что антисемитизм - тень еврейского народа, которую он отбрасывает, где бы не появлялся...

Кажется, именно Михоэлсу принадлежит замечательный афоризм:

- Талант - как деньги. Когда есть - так есть, а когда нет - так нет.

Ардов встретил Михоэлса в Доме работников искусств незадолго до его гибели. Артист сказал с грустью:

- В Москве осталось только два еврея - Я и Зускин. Все остальные бросили эту профессию.

В сороковые годы на сцене Большого театра соперничали два тенора Козловский и Лемешев. Их поклонницы делились на две враждующие партии 'козловитянок' и 'лемешисток'. Однажды Козловский явился на улицу Качалова, в Дом звукозаписи, но забыл дома свой паспорт. По этой причине милиционер отказался его пропустить.

- Поймите, - говорил певец, - я - народный артист Советского Союза Иван Козловский... Меня сейчас ждет в студии целый оркестр... Если вы меня не пустите, сорвется запись... Я - Козловский...

Милиционер отвечал:

- Да будь ты хоть сам Лемешев, я тебя без документа не пущу!..

После этих слов Козловский повернулся и пошел прочь.

Запись так и не состоялась.

Весьма колоритной фигурой в театральном мире был актер и режиссер А. Д. Дикий. (Нрав его отчасти соответствовал фамилии.)

Несмотря на то, что Дикий был в свое время репрессирован, после войны ему доверили сыграть в кино роль Сталина. (Картина, если по ошибаюсь, называлась 'Сталинградская битва'.) С этим связана прелюбопытная история, которую рассказывал В. А. Успенский.

Дело в том, что Дикий рискнул играть роль вождя, не прибегая к грузинскому акценту, он говорил правильно и чисто по-русски. Это обстоятельство сильно смутило кинематографических начальников. Они вызвали актера и с возможной деликатностью заговорили:

- Алексей Денисович, ваша игра произвела на всех нас очень хорошее впечатление. Но есть один смущающий момент. Нам кажется, вы недостаточно точно воспроизводите речь Иосифа Виссарионовича. Вот мы сейчас поставим пластинку с подлинной записью выступления нашего дорогого вождя. Послушайте это, быть может, вы почувствуете его манеру говорить. Прослушали пластинку.

- Алексей Денисович, - спрашивают, - вы не уловили некую разницу между тем, как говорите вы и как говорит Иосиф Виссарионович?

- Нет, - отвечает актер, - не уловил.

- Ну, хорошо, - говорят ему, - отложим это на денек. Подумайте, пожалуйста, на досуге. А завтра мы вас опять сюда доставим...

Так повторялось несколько раз. Ситуация была, как в детской игре 'да' и 'нет' - не говорите. Никто из чиновников под страхом смерти не смел произнести слово 'акцент', а уж тем паче 'грузинский акцент'. Это было бы неслыханным 'оскорблением величества', а потому и приходилось прибегать к иносказаниям...

А Дикий твердил свое:

- Никакой разницы между моей речью и речью товарища Сталина не замечаю.

С каждым днем драматизм усиливался, ибо уже пора было показать готовый фильм самому Сталину. В конце концов, оттягивать 'высочайший' просмотр было решительно невозможно, и, трясясь от страха, чиновники повезли картину к кремлевскому начальству.

Эффект был самый неожиданный. Сталину игра Дикого очень понравилась, и тому были две существенные причины. Во-первых, потому, что в отличие от низкорослого оригинала актер был довольно высок, а во-вторых, именно потому, что он говорил без грузинского акцента. Это особенно импонировало тирану, который в те годы мнил себя эдаким всероссийским императором, а отнюдь не сыном сапожника из Гори. Благоволение Сталина к его игре Дикий не без основания воспринял, как своего рода индульгенцию, и он стал позволять себе слова и поступки, которые любого другого человека в те годы просто бы погубили.

Дикому позвонили с Мосфильма:

- Мы вас просим сняться в роли Иосифа Виссарионовича. По размерам роль небольшая, но для картины это самый важный эпизод...