перед сном — а потом сбежал с крыльца и, намочив ладони о траву, принялся тереть ими лицо и голый торс. Роса была ледяной, как вода из проруби зимой, и Георгий невольно то и дело покряхтывал от холода.
— «Если очень вам неймется, ап-птирайтесь чем придется, водными займитесь процедурами!», — пропел позади него хриплый голос. На крыльце стоял Рувинский, который, судя по его свежему и бодрому лицу, проснулся раньше, чем Ставров, по крайней мере, на час. — Между прочим, Гер, там за домом колодец имеется, так что не бойся, без воды не пропадем…
— А я и не боюсь, — сказал Ставров. — Просто давно росой не умывался… Говорят, кто росой умывается, тот до ста лет проживет.
— Ну, к нам это теперь не относится, — покачал головой архитектор, — мы с тобой вообще за каждый прожитый день должны Бога благодарить…
— Еще чего! — решительно сказал Ставров. — С какой это стати?
— Идем завтракать, — вместо ответа вздохнул Рувинский, — я там кофейку сварил…
За завтраком Ставров, не удержавшись, изложил своему новому приятелю созревший у него вчера план. Идея была проста и гениальна. Надо было не пожалеть живота ради спасения заблудшего человечества и уничтожить то дьявольское устройство, с помощью которого Ассоциация забрасывала своих «референтов» в будущее. Излагая свою идею, Георгий с опаской ожидал, что со стороны его собеседника последуют какие-нибудь возражения, и что он вообще может заявить нечто в том роде, что, мол, ты делай что хочешь, а я умываю руки… Но Рувинский воспринял предложение Ставрова абсолютно спокойно, как само собой разумеющееся, сомнения у него возникли только относительно того, как всё это осуществить.
Я знаю, как, несколько самонадеянно ответствовал Ставров. Дело действительно представлялось ему довольно простым. Он связывается с Резидентом, докладывает ему о выполнении своего задания, и тот должен отправить Георгия в прошлое. «И тут-то, когда я уже отправлюсь домой, то тебе, Валер, останется лишь взорвать ихний туннель…», довольный сам собой, излагал Ставров. Однако, взглянув на Рувинского, Георгий заподозрил, что тот придерживается иного мнения по поводу того, кто должен отправляться в прошлое, а кто — манипулировать «адской машины»…
— Ты что, Валер, не согласен, что ли? — осведомился он.
Архитектор возвел глаза к потолку.
— Слушай, — сказал он, — ты всегда такой наивный или издеваешься надо мной?
— А что тебе не нравится?
— Да нет, мне лично нравится всё, за исключением некоторых пустяков… Например, то, что ты с ветерком отправишься домой, а я помашу тебе вслед белым платочком, оставшись один на один с Резидентом… И потом, меня удивляет твоя вера в порядочность Резидента: это же профессионал, специализирующийся на заплечных делах, Гера, и он наверняка не станет отправлять тебя в прошлое после вчерашнего. Ведь, с его точки зрения, ты поступил неразумно, спасая меня, «предателя», которого он подставил полиции, так что теперь ты у него в большой немилости… Наверное, он сейчас рыщет по всей Агломерации, чтобы напасть на наш след, и не для того, чтобы пожать тебе руку в знак признательности, а чтобы пустить тебе пулю в лоб!.. И вообще, мне кажется, что никто и не собирался тебя пускать обратно. Ты был нужен им, Гер, всего лишь для того, чтобы твоими руками убрать десяток неугодных Ассоциации людей, вот в чем дело…
Ставров вскинулся было, чтобы возразить, но тут же прикусил язык. А действительно, с чего это он поверил в честность тех, кто нанял его для этой грязной работы? Разве ему в свое время было мало Чечни, когда не только его, но и тысячи таких же, как он, обманули на общегосударственном уровне, отправив защищать пресловутые конституционные интересы России, не гнушаясь средствами и трупами мирных жителей, а потом сделали вид, что не имеют к этому конфликту никакого отношения?!..
— Да, ты прав, — сказал он после паузы. — Вот черт, а я об этом не подумал!.. А может быть, давай рискнем, чем черт не шутит, заманим этого типа на встречу, и устроим ему допрос с пристрастием?.. Ты ведь меня подстрахуешь, Валер?
Правда, окинув критичным взглядом съежившегося Рувинского, Георгий засомневался, что из этой затеи выйдет что-нибудь путное — интеллигенция и есть интеллигенция, что с нее возьмешь?.. Рувинский пожал плечами, но видно было, что и он не верит в успешную реализацию идеи Ставрова.
— У тебя здесь связь с Большой Землей имеется? — поинтересовался Ставров, ставя на стол опустевшую чашку.
Рувинский аккуратно вытер губы носовым платком.
— Имеется, — кивнул он. — В комнате есть телефон. Только… может быть, не надо, а, Гер? Ты не боишься, что своим звонком выдашь Резиденту наше местонахождение?
Ведь тогда нам с тобой будет крышка…
— А, волков бояться — в лес не ходить! — махнул рукой Ставров. — Просто мне кажется, что это лучше, чем прятаться, как кроты, в этой норе!..
— Тогда звони, — сказал Рувинский. — Хотя нет, постой, давай мы с тобой продумаем хоть какие-то варианты…
— Ты прямо как на дипломатические переговоры собрался, — усмехнулся Ставров.
— А ты как думал? Когда на карте твоя жизнь, поневоле будешь продумывать каждый свой шаг…
Ни Рувинский, ни Ставров не знали, что в это время в штаб-квартире Резидента находился тот самый человек, который всячески пытался опекать Ставрова. Он сидел неподвижно, прислушиваясь к тишине за дверью и одновременно к аппаратам телефонной и видеосвязи. У человека виднелась свежая ссадина под глазом и был порван рукав пиджака. Он ждал в этой квартире уже почти двенадцать часов, глаза у него слипались от усталости, а желудок сжимался от голода, но спать сейчас он не имел права, потому что можно было проспать либо звонок, либо предупреждение Оракула, подключенного к электронному датчику в продъезде, о чьем-либо приближении к квартире, а запасы съестного здесь отсутствовали — впрочем, даже если бы холодильник был под завязку набит деликатесами, человек не позволил бы себе взять оттуда ни крошки. Он не хотел оставлять следы на этой квартире.
Поэтому время от времени человек кидал в рот таблетки, позволяющие хоть ненадолго избавиться от ощущения голода и усталости, однако они помогали ему все меньше…
Человеку оставалось надеяться, что ждать ему остается недолго и что сюда, в эту квартиру, расположенную в одной из сорокоэтажных «высоток» Нового Кольца неподалеку от Парка Победы, либо явится, либо позвонит один из тех людей, которые были ему нужны, но время шло, а телефон молчал, и экран видеофона был мертв, и в подъезде стояла тишина, от которой клонило в сон…
Чтобы не уснуть, человек принялся в который раз вспоминать, как вчера в баре ему удалось отвлечь на себя сотрудников Службы, затеяв с ними некое подобие игры в салочки. Впрочем, это для него потасовка могла выглядеть игрой, а его противники восприняли происходящее очень даже всерьез, раз они пустили в ход парализаторы и даже холодное оружие. Последний раз человек баловался такими «салочками» на тренировках по бесконтактному единоборству, но это было очень давно, и сначала всё шло хорошо, а потом стало тяжело — тяжелее даже, чем в сорок третьем в Заксенхаузене, хотя тогда соперники были вооружены «шмайсерами» и штык-ножами и еще у них были огромные надрессированные овчарки… В зале было темно и очень тесно, под ногами хрустело разбитое витринное стекло, и человек пару раз поскользнулся на осколках, и оба раза его соперники не упустили случая попасть по нему — сначала резиновой дубинкой под глаз, а во второй раз ножом располосовали рукав. Свет появился только тогда, когда спецслужбовцы подогнали к оконному проему свой фургон и ударили ослепительными прожекторами внутрь бара.
Это была их ошибка, потому что они ослепили в первую очередь своих, а человек закрыл глаза и положился на своего верного помощника, встроенного в его мозг, и тот исправно вывел его между опрокинутыми столиками и валявшимися на полу телами в коридорчик, а оттуда — в дамский туалет, где человек еще до заварухи предусмотрительно открыл фрамугу под самым потолком. Человек вывалился в эту щель наружу, и тотчас крики и звуки выстрелов остались позади, а через два квартала полностью стихли, только слышались завывания сирен на полицейских машинах, несшихся со всех сторон к бару…
Естественно, что, будучи занятым этими странными играми, человек потерял след Ставрова и его спутника и теперь понятия не имел, где они могли находиться.
Однако он считал, что сделал правильный ход, придя сюда, потому что, по его мнению, рано или
