– Откройте дверь и пропустите меня.

– Нельзя, лорд Морган, – сказал один из мужчин. – Во все входы в темницы можно пускать только по приказу королевы.

Они были правы. Мы установили такое правило после побега Деклана, поэтому я развернулся и стал подниматься обратно по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, а потом прошел по коридору верхнего этажа до покоев королевы. Разумеется, ее дверь хорошо охранялась, и я даже не мог постучать.

– Разбудите ее! – отчаянно потребовал я. – Разбудите для меня королеву.

– Лорд Морган, – сказала одна из стражниц, удерживая меня, – королева устала. Вы можете подождать до утра?

– Нет, это дело не может ждать. Разбудите Изольду! – Я почти кричал, надеясь, что она меня услышит. – Я скакал ночью и должен ее увидеть.

– Лорд Морган, успокойтесь – или мы проводим вас…

– Пусть войдет.

Голос королевы прорвался сквозь шум, и мы все обернулись к ней, стоявшей на пороге. Она держала в руке свечу, куталась в шаль и казалась утомленной. Стражники расступились, давая мне дорогу.

– Изольда, мне нужно, чтобы ты велела пропустить меня в темницы, – прошептал я.

Этого Изольда от меня не ожидала. Она заморгала и разомкнула губы, чтобы заговорить, но тут же закрыла рот. И я понял, что она не потребует от меня объяснений. Она доверяет мне, своему самому старому другу, тому, кто сидел с ней в шкафу в чужой стране, держал за руку и рассказывал, что она станет величайшей королевой севера.

Изольда кивнула и пошла со мной к входу в темницы, чтобы отдать приказ стражникам. Свет свечи играл на ее лице, когда она сказала:

– Пропустите лорда Эодана в темницы и подождите его возвращения.

Стражник приложил руку к сердцу, достал ключ и открыл главную дверь.

Я вдруг задрожал, не в силах спокойно дышать.

Наверное, Изольда услышала. Она сжала мою руку – ее пальцы были теплыми. Она отпустила меня, и я пошел за стражником в недра темниц. Мы оба взяли по факелу и начали спускаться.

Меня охватил колючий холод, вокруг сгущался мрак.

– Я подожду вас здесь, мой лорд, – сказал стражник, когда мы спустились к подножию лестницы.

Я кивнул и стал пробираться по туннелям, мой факел бросал на стены неровные отсветы. Рано или поздно я заблужусь, я не знаю дороги, и тем не менее я шел все дальше.

Вскоре я так устал, что пришлось остановиться и прислониться к стене. Я закрыл глаза и впервые подумал, что, может быть, ошибаюсь. Может, Деклан лгал, чтобы помучить меня.

Но потом я услышал вдали шорох метлы.

Я оттолкнулся от стены и бросился на звук. Он затихал, потом становился громче, отдаваясь эхом от каменных стен, и я силился определить, откуда он доносится. Когда я уже подумал, что просто хожу кругами, увидел неровный свет у входа в один из коридоров.

Я побежал на свет и попал в туннель, освещенный несколькими факелами в железных скобах.

И здесь была подметальщица костей.

Я смотрел, как она подошла с метлой к куче крысиных костей и начала их подметать. Черное покрывало колыхалось при движении, подметальщица меня не видела. Пока не видела.

И тогда я произнес ее имя, словно вызволив его из темноты двадцати пяти лет.

– Лили.

Подметальщица костей остановилась и застыла. Потом выпрямилась и повернулась ко мне.

Не знаю, чего я ожидал в этот момент.

Но не того, что подметальщица костей развернется и поковыляет прочь.

Наверное, это не она. Деклан одурачил меня, напоследок разбил мне сердце. Я так и слышал в голове его голос: «Через нее мы с тобой связаны, как братья. И она живет благодаря мне. Я хочу, чтобы ты это узнал, прежде чем меня убить. Она живет, потому что я люблю ее».

Мое сердце бешено заколотилось, поднявшись к горлу, когда я крикнул снова:

– Мама!

Подметальщица остановилась. Я смотрел, как правая рука, за которую она когда-то была прикована в камере Деклана, потянулась к стене, чтобы удержать равновесие.

Я подбежал к ней, шепча снова и снова:

– Мама! Мама!

Из-под покрывала донесся сдавленный звук. Она плакала.

Я протянул руки в стремлении обнять ее. Она оставалась у стены, но теперь подняла руку к закрытому лицу.

– Это Эодан, – прошептал я. – Твой сын.

«И я буду ждать с раскрытыми объятиями столько, сколько нужно, – думал я. – Буду ждать, пока она не сможет принять их».

Подметальщица сделала ко мне первый шаг. Протянула ко мне руку, наши пальцы сплелись. Она шагнула в мои объятия, и я прижал ее к сердцу. Я чувствовал сквозь покрывало грубые шрамы на ее спине. Чувствовал, насколько она худая. У меня на глаза навернулись слезы.

Она подалась назад в моих объятиях и, подняв руку, взяла в горсть покрывало, чтобы снять его.

Отец был прав: Лили Морган прекрасна.

Волосы льняного цвета с несколькими серебристыми прядями падали на воротник. Глаза были ярко-голубыми. Кожа – бледной, почти прозрачной после долгих лет жизни в темницах. На щеке и на лбу протянулись длинные шрамы – я знал, что это работа Деклана.

Она опять подняла руку и стала делать изящные жесты. Я понял, что она чертит в воздухе буквы, выводит мое имя.

«Эодан». Она вздохнула.

«Деклан мог держать ее в плену, – подумал я, – а Гилрой – отрубить кисть левой руки, высечь и отрезать язык, но ни один из них не забрал ее голоса и ее силы».

«Эодан», – сказала она снова, улыбаясь мне.

Я крепче прижал ее к себе и зарыдал, уткнувшись ей в волосы.

Это было как воплощение мечты – тот день, когда я привез мать домой, во владения Морганов. Я написал Эйлин, управляющей, поведал ей новости и потребовал, чтобы люди сохраняли спокойствие, когда я приеду. Но, разумеется, мне следовало знать, что нас ждет празднование. Морганы, никогда не славившиеся сентиментальностью, упали на колени, когда леди выходила из кареты. Они плакали, смеялись и тянулись к ее руке, что определенно пугало ее. Я видел, что мама на грани паники, и мне пришлось отправить людей в зал и потребовать, чтобы они тихо сидели за столами. Я сказал, что выведу ее к ним. Даже Эван казался очень взволнованным и цеплялся за меня, пока я не велел ему пойти к Дерри и другим камнетесам.

– Скажи, если тебя все это слишком утомляет, – прошептал я Лили, которая все так же стояла посреди двора и смотрела на замок Брай.

Интересно, о чем она думает? О моем отце и моей сестре?

Она заговорила со мной жестами, длинной изящной последовательностью движений, которые я пока не понимал. Я решил, что она выражает свое ошеломление и говорит, что не хочет выходить к людям в зал.

– Я могу сейчас же отвести тебя в твои комнаты, – ласково сказал я.

Она покачала головой и опять