– Ты обещал отвести меня к той горе! Ты обещал убить дракона!

Лукаш покачал головой.

– Я не могу, Рен, – сказал он. – Только не в таком состоянии. А вот ты…

Небо начало темнеть. Рен учуяла запах засохшей крови, исходящий от корзинки Бабы-яги, и ощутила на языке привкус страха.

– А как же Францишек? – прорычала она. – Может, он все еще жив. Ты не можешь его бросить…

– Он мертв, Рен, – прямо сказал Лукаш. – Они все мертвы.

Рен не хотела, чтобы Лукаш умирал.

Она почувствовала холод меча на своем боку и поняла, почему Лукаш так настаивал, чтобы она оставила клинок себе.

– У меня есть меч, – вдруг сказала Рен. Она почувствовала прилив воодушевления и повторила еще раз, только громче: – У меня есть стеклянный меч.

– Рен!..

Лукаш вскочил на ноги с удивительной скоростью. В этот момент Баба-яга сморщилась на новый манер, теперь ее выражение можно было счесть за оценивающее.

Рен достала меч. Лукаш застонал. В сумерках блеснул серебряно-голубой клинок. Хижина склонилась еще ниже, словно хотела рассмотреть легендарное оружие поближе.

– Меч за его жизнь, – сказала Рен. – Можешь убить дракона и забрать себе эти горы. Если хочешь – забирай и лес.

В этом холодном свечении глаза Бабы-яги увеличились и потемнели, как угольки. Все звуки исчезли, и теперь над лугом разносилось лишь рваное дыхание Лукаша. Словно мотылек, привлеченный огнем, старуха подалась вперед, но вместо того, чтобы взять меч, она протянула руку и провела по щеке Рен длинным, шишковатым пальцем.

– Ты отдашь свой лес? – спросила она. – Ради мальчишки?

– Мой лес может прожить еще немного, – ответила Рен. – А он – нет.

Старуха снова загоготала.

Не сказав ни слова, она отвернулась, и в этот момент все красные свечи на костяном заборе ожили. Пламя поднялось высоко в воздух. Одинокая капля воска невыносимо медленно стекала из пустой глазницы ближайшего черепа.

– Заходите, – сказала Баба-яга.

Куриная нога согнулась, опустив хижину на землю. Порыв ветра принял вид гончих собак: с их высунутых языков стекала слюна, и они радостно лаяли, приветствуя Бабу-ягу. Когда Рен протянула руку, чтобы дотронуться до одного из псов, ее пальцы прошли сквозь черно-серый дым. Твердыми казались только их челюсти: обнаженные розовые десны и желтые клыки, клацающие в воздухе.

Рен забросила руку Лукаша себе на плечо и обхватила его за талию. Его страшно лихорадило.

– Не могу поверить, что ты предложила ей меч, – пробормотал он.

– Это я не могу поверить, что ты предложил ей тебя съесть, – парировала Рен.

Баба-яга достала из складок юбки желтый ключ, а замок превратился в зубастый рот. Рен отступила на шаг назад. Схватив ключ зубами, маленький рот принялся жевать покрытый ржавчиной металл, и дверь распахнулась. Бежать было поздно.

Угол хижины занимала железная печь с открытой заслонкой, за которой полыхал огонь. Рядом с ней стоял огромный деревянный стол, где пара рук, лишенных всякого тела, нарезала целую гору овощей. Вторая пара рук собирала нарезанные овощи и кидала их в котел. Мимо пролетела корзина для белья, которую держала еще одна пара рук. Руки поставили корзину на кухонный стол и стали развешивать одежду на бельевой веревке.

Рен не знала, что она ожидала увидеть в этом месте, но точно не это.

– Веди его сюда, – распорядилась Баба-яга, согнав пару клацающих челюстей с огромной кровати, занимавшей целую стену.

Лукаш упал на кровать. Он уже походил на мертвеца.

«Пожалуйста, пусть он выживет».

– Что мы можем сделать? – Рен нетерпеливо нависла над Бабой-ягой. – Мы должны что-то сделать…

Глухой кашель оборвал ее на полуслове, и изо рта Лукаша потекла черная кровь, окрасившая его зубы.

Рен теребила в руках прядь своих волос, пока Баба-яга носилась между столом и печкой.

– Пожалуйста, Лукаш, – прошептала девушка, садясь рядом с ним. – Пожалуйста, не умирай…

Она взяла его обожженную руку с отсутствующими кончиками пальцев и шрамами в свою. Рен вдруг подумала, что, возможно, это одна из тех вещей, которые ей в нем так нравились. Все происходящее казалось таким нереальным. Будто она вот-вот проснется, и все снова будет в порядке. Они снова окажутся в Зале Смокуви.

«Пожалуйста, пусть он выживет».

Наклонившись, она поцеловала его в щеку, и ее губы уколола щетина. Ресницы Лукаша дрогнули, он сделал попытку открыть глаза.

Баба-яга вернулась с чайным подносом и поставила его на ночной столик. На подносе поблескивала одна-единственная чашка с янтарной жидкостью.

– Он должен это выпить, – сказала старуха.

Лукаш сумел приподняться на локте, и Рен помогла ему поднести чашку ко рту. Он чуть не поперхнулся и выругался, а затем снова лег на кровать, кашляя и подергиваясь.

– Сидр, – объяснила Баба-яга, направившись на кухню. – Теперь остается только ждать.

Бестелесные руки завязали на поясе старухи лямки передника. Размахивая огромным мясницким ножом, она крикнула Рен:

– Иди сюда, малышка, тебе нужно поесть.

Нож со стуком опустился на стол, разрезая обреченную луковицу пополам.

Чтобы пройти на кухню, Рен пришлось пролезть под бельевыми веревками, на которых висела одежда всех форм и размеров.

Баба-яга поставила на стол миску горячего рагу. Затем отрезала для Рен щедрый ломоть хлеба и намазала его маслом. Девушка оглянулась на бельевую веревку, спрашивая себя: зачем одинокой старушке так много одежды?

Ответ на этот вопрос пришел ей в голову в тот же момент, когда Баба-яга сказала:

– Я приготовила рагу.

Она их съедала.

– Здесь только овощи, – прокаркала она, увидев выражение лица Рен и нетронутую миску. – У тебя наверняка слишком чувствительный желудок.

Рен была страшно голодна. Она начала с хлеба – такого же мягкого, как на столе у лешего. Баба-яга отрезала еще ломоть, и Рен проглотила его в два счета. Рагу оказалось очень вкусным. Оно напомнило ей о том, как Лукаш и Якуб готовили охотничью похлебку из ночницы, а Фелка бегала за Кожмаром вокруг костра. Тогда Рен еще не доверяла этим людям, а лес не казался таким темным.

Она отложила ложку со слезами на глазах.

Она вспомнила о бедном Кожмаре, который был таким грубым и несчастным, и все же он выстрелил себе в голову, чтобы они могли выжить.

– С ним все будет в порядке? – спросила Рен.

Баба-яга подняла брови. На самом деле у нее не было бровей – она подняла морщинистую складку над глазами. Выглядело это совершенно отвратительно.

– Мы две последние оставшиеся королевы, которые впервые встретились, – сказала Баба-яга. – Давай поговорим о чем-нибудь кроме людей.

– Все не так… – горячо запротестовала Рен.

– Эти люди, – продолжила старуха, не обратив на ее слова никакого внимания. – Все они одинаковы. Так отчаянно хотят жить. Хотят заключать сделки. «Помоги мне выжить», – просят они. «Помоги мне добраться до горы», – говорят они. «Спаси дорогого мне человека», – умоляют они. Эти люди так отчаянно требуют пощады.

Баба-яга замолчала.

– Знаешь, что я делаю? – вдруг спросила она.

– Ты их съедаешь? – отважилась сказать Рен.

Старуха усмехнулась и отрезала Рен еще один кусок хлеба.

– Вот именно, – подтвердила она.

– Но ты