41

Стржиги были повсюду. Вязкая слюна стекала с желтых клыков.

Кожмар уже сражался с чудовищами. Он оставил позади семью, честь и наследство. Он боролся с темными существами во мраке. И он мог выиграть эту битву.

Он почти победил.

Но его рука дрожала. Ему было больно. Он колебался. Первый стржига бросился на него, и потерявший глаз Кожмар неправильно оценил расстояние. Чудовище вонзило клыки в его руку, и Кожмар взвыл. Слишком быстро упал. Земля кренилась и изгибалась. Кожмар начал бить стржигу саблей, пока тот не разжал челюсти. Он лежал на спине. Деревья наклонились ближе, чтобы его рассмотреть.

Кожмар упорно поднялся на ноги. Стржиги зарычали.

Они кусали его за ноги, а сабля казалась слишком тяжелой. Он выронил клинок и попытался сдерживать чудовищ голыми руками. Стржиги прыгали ему на спину, рвали его волосы, вонзали когти ему в плечи. Кожмар закричал. Он пытался найти свою саблю. В голове все помутнело. Он не мог ясно мыслить. Постепенно к майору пришло осознание, что его рука исчезла в нагромождении серых тел. Он исчезал.

Кожмар хотел жить. Чудовища тянули его вниз. Он хотел жить. Стржиги клацали тяжелыми челюстями. Он бы отдал все за возможность выжить. Они впивались в его тело желтыми клыками. Кожмар бы отдал все что угодно.

«Пожалуйста».

Хлынула кровь.

«Пожалуйста. Я хочу жить».

Францишек

Францишек с Лукашем сидели на каменном саркофаге, наблюдая за тем, как встает солнце, и передавали друг другу бутылку водки.

– Апофис, – сказал Францишек. Он отложил газету и налил себе еще стакан. – Я никогда не слышал о таких драконах.

Рассветные лучи освещали шпили Замка короля Никодима, где всего пять лет назад появилась Драконья бригада. Они сидели на кладбище в тени базилики Градува, пока глиняные и медные крыши города сияли красным золотом.

– Судя по всему, он забрался в зал таксидермии, – сказал Лукаш.

Будучи неоднократным свидетелем того, как Раф падает на этом особенно скользком склоне, Лукаш обычно не пил по утрам. Но Францишек провел всю ночь в библиотеке, пока младший Смокуви делал ставки на боксерском поединке, так что Лукаш считал это утро не началом, а окончанием дня.

– И?

Францишек выжидающе смотрел на него.

– Теперь его желудок набит опилками, – безразлично сказал Лукаш, наливая водку в свой стакан. – Это звучит любопытно.

Он ждал, что его брат проглотит наживку. Загадочный дракон и плюс к опасности? Францишеку точно понравится планировать эту охоту.

Францишек лишь кивнул. Солнце блеснуло на его золотых очках.

– Какой ты коварный, – сказал он.

Лукаш не ответил. Мимо ворот кладбища прошла компания утренних пьяниц. Они заметили лошадей с драконьими рогами и сразу же облепили железную калитку, тыча пальцами и крича что-то неразборчивое. Лукаш молча им отсалютовал. Францишек задумчиво посмотрел на брата.

– Итак, – сказал Лукаш. – Насчет этого апофиса.

Губа старшего брата дернулась. Все сравнивали Лукаша с Рафалом, но у них с Францишеком был совершенно одинаковый, слегка искривленный рот. На самом деле если бы Францишек снял очки и прибавил пятнадцать сантиметров – они с Лукашем сошли бы за близнецов.

– Знаешь, – вдруг сказал Францишек, словно не услышав младшего брата, – ты слишком умен для этой работы.

Лукаш рассмеялся.

– Ну да.

Вокруг все еще летали светлячки. Они появлялись в зеленоватой дымке, мигая среди мрачных надгробий. Сначала их было немного: всего лишь пара искр света среди высокой травы. Затем они осмелели и поднялись в воздух, подмигивая и сияя, как маленькие свечи. Сотни мерцающих огней на темно-зеленом фоне.

– Отец очень их любил, – вдруг сказал Францишек. – Ты помнишь?

– Нет.

Лукаш солгал.

Он помнил. Может, даже лучше, чем Францишек. Его мать склоняется над умывальником на просторной кухне Зала Смокуви. Она родилась в семье простолюдинов и так и не привыкла к своему аристократическому положению. На ее черных волосах сияют красноватые блики от сияния светлячков. Она разговаривает со слугами, беззлобно ругается на кикимору, живущую за печкой.

Его отец вихрем врывается в кухню, вычищая золу от драконьего пламени из черных волос. Дверь скрипит, качаясь на петлях, за воротами воют волки, а широкие, заснеженные дороги Зала Смокуви залиты светом из окон домов.

– Закрой дверь, – говорит его мать, прогоняя Тадеуша полотенцем. – Ты впустишь насекомых, и тогда мы не сможем заснуть…

– Пусть прилетают! – восклицает отец, обхватывая мать за талию и кружась с ней по кухне.

– Мы же не уснем, Тад!

Она падает в его объятия.

– Света не может быть слишком много!

И они вальсируют по каменному полу, пока вокруг них вьются светлячки, мерцающие, как сотни свечей.

В те моменты Лукаш был абсолютно счастлив.

Поежившись от прохладного, влажного воздуха, он достал сигарету.

– Знаешь, в чем наша проблема? – спросил Лукаш.

Францишек криво улыбнулся.

– Точно не в водке.

– Да, – согласился Лукаш. – Определенно не в водке.

На мгновение он упустил нить мысли, но затем она вернулась, такая же хрупкая, как дымка, поднимающаяся над могильными камнями.

– Наша проблема в том, – с усилием сказал он, роясь в карманах в поисках зажигалки, – что мы всегда говорим о драконах, и волках, и о том, как мы тысячу лет жили в горах. Они считают нас древними, потому что мы себя так ведем.

На лице Францишека промелькнула тень, но он достал из-за пазухи золотую зажигалку и протянул ее младшему брату.

– Мы пытались приспособиться, – сказал он глухим голосом.

Лукаш прикрыл огонек зажигалки ладонью и поднес ее к сигарете.

– Мы старались недостаточно, – ответил он.

– Может, они бы нам и не позволили.

– Или мы просто ищем себе оправдание.

Лукаш протянул зажигалку брату, но он лишь покачал головой.

– Тебе она нужнее, – улыбнулся Францишек.

Старший и младший. Один все еще помнил голубые холмы и знал, каково это – быть частью чего-то большего. У второго почти не осталось воспоминаний, и до этой секунды ему было все равно.

– Прости, Лукаш, – сказал Францишек после недолгого молчания. – Я всегда был строг к тебе. Ты мой любимый брат, и, может, поэтому я всегда так стремился тебя защитить. – Он печально улыбнулся. – Даже несмотря на то, что я не очень тебе нравлюсь.

– Ты мне нравишься! – запротестовал Лукаш. – Ради бога, ты же мой брат.

Францишек беззлобно улыбался.

– Но я не твой любимчик.

– Это неправда! – воскликнул Лукаш, понимая, как неубедительно прозвучали его слова.

Видит бог, он любил Францишека, но его брат всегда был слишком серьезен. Он ругал Лукаша за татуировку, сделанную после ухода Рафала. Постоянно мучил его уроками, заставляя изучать этикет, танцы, хорошие манеры.

«Ты не всегда будешь охотиться на драконов, – говорил Францишек. – Тебе нужно уметь делать что-то еще».

Лукаш не обращал на него внимания. Он избегал брата, предпочитая компанию близнецов или охоту с Эриком.

– Все в порядке, – сказал Францишек. – Я понимаю.

Францишек был лучшим из них: не такой жестокий, как близнецы, не такой идеальный, как Ансельм, но неизменно честный, порядочный и добрый. Они не заслуживали такого брата, как Францишек.

– Нет, – сказал Лукаш. – Нет, Фрашко. Я тебя люблю.