Молот застучал по наковальне. Ритмичный, как сердцебиение, и опасный, как взмахи драконьих крыльев.
Вдруг леший остановился. Его лицо, скрытое в тени, повернулось к двери, и Лукаш уловил блеск звериных глаз.
– Выходи, выходи, где бы ты ни был, – прощебетал леший. – Я тебя вижу, я тебя чую, выходи, выходи.
Лукаш осторожно вышел из темноты и двинулся к сияющей кузне. Жар был невыносимым. Леший облизал губы.
– Ты пахнешь смертью, – сказал он.
Он еще раз ударил молотом, и железо согнулось. Приглядевшись, Лукаш понял, что леший кует железную оправу для витражных окон. Волчьему Лорду показалось, что это странный выбор для лесного бога, живущего в подземном замке.
Но он не сказал этого вслух. Стараясь казаться расслабленным, он облокотился на верстак и скрестил руки на груди, чтобы скрыть дрожь.
– На меня напала мавка.
– Фу-ты, – пожурил его леший, бросая железный прут. Он встал, растопырив кривые ноги и положив тонкие запястья на свой округлый живот. – Какой же ты неуклюжий.
Лукаш пожал плечами. Леший поднес к огню новый прут. Вновь игра цветов: фиолетовый, красный, оранжевый…
Отчего-то Волчий Лорд вздрогнул, когда оранжевый плавно перешел в желтый. Он светился и шипел. На мгновение это напомнило Лукашу полыхающую золотым огнем яму. Ему казалось, что этот огонь может сжечь весь мир.
– Я доберусь до Стеклянной горы, – сказал он, не отводя взгляда с печи.
– Я думал, ты ищешь брата, – ехидно сказал леший, не поднимая глаз. – А не дракона.
Лукаш не ответил. Конечно, лесной бог был прав: он собирался покинуть этот лес, как только найдет Францишека. Волчий Лорд не мог справиться с драконом. Даже если бы хотел помочь Рен.
А он, – напомнил себе Лукаш, – не хотел.
Какое-то время леший молча бил молотом по наковальне. Затем он серьезно произнес:
– Я думаю, это очень интересно.
Лукаш не двигался, и желтое свечение оттеняло его напряженную фигуру.
– Что именно? – спокойно спросил он. Несмотря на жару, неожиданная смена тона лешего пробрала его до костей.
– У тебя большой аппетит на чудовищ. – Леший облизал губы, и они искривились в ухмылке. Этого было достаточно, чтобы по коже Лукаша пробежали мурашки. – А у них – на тебя.
Волчий Лорд пожал плечами. Это было короткое, отрывистое движение. Лукаш хотел, чтобы оно выглядело небрежно, но вместо этого получилось что-то похожее на болезненный спазм. Он положил руки на пояс, обдумывая свой ответ.
– Полагаю, что так, – сказал он.
Леший снова ухмыльнулся.
– Только не забывай, что это мой лес, – предупредил он. Часть его лица все еще была скрыта тенью, а те черты, которых касался свет, походили на образ из кошмарного сна. – Он мой. – Тон лешего звучал угрожающе. – Не думай, что сможешь забрать его себе.
На секунду лесной бог замолчал, но затем его голос опустился на целую октаву, и у Лукаша кровь застыла в жилах.
– Ни одну его часть.
25
Ранним утром их разбудили лешенята, которые с криками и визгами потащили гостей обратно к столу. На завтрак были поданы почти все вообразимые блюда, но Лукаш не мог проглотить ни кусочка. Напротив него сидела Рен. Она избегала его взгляда, беседуя с Якубом и Кожмаром. Лукаш был в ярости, но не понимал, на кого злится: на нее, на лешего или на самого себя.
В конце концов он пришел к выводу, что на всех троих.
После этого леший повел их по тоннелям с предсказуемой хаотичностью. Маленькому богу нравилось пританцовывать где-то вдалеке, а потом исчезать, оставляя их брести в темноте. Он находил особенное удовольствие в маленьких розыгрышах, спрыгивая на них с потолка, как псотник, или выскакивая из-под земли, чтобы вырвать кивер из рук Кожмара или дернуть Крула за хвост. Иногда, с точки зрения Лукаша, это было очень смело – леший даже подкрадывался к Рен.
К сожалению, Лукаш находился слишком близко к ее зоне поражения и один раз чуть не лишился глаза, когда девушка взмахнула когтями. Особенно пугал тот факт, что Рен казалась искренне разочарованной своим промахом. В итоге Лукаш был очень рад, когда к середине дня они все-таки выбрались на поверхность.
Открывшийся путникам вид сложно было назвать приветливым: лес выглядел мрачным и отравленным. С деревьев капала черная слизь, а в тени жужжали слепни размером с колибри. Кожмар наступил в какую-то вязкую, черную жидкость и ругался, как моряк, пока Фелка с Якубом вытаскивали его из этой липкой ловушки.
Леший в последний раз убедился, что снабдил их достаточным количеством провианта, дрянных стихов и саркастичных замечаний. Затем он исчез в лесу так же внезапно, как и появился.
– Что случилось? – Кожмар обернулся и чуть не упал в другую черную лужу. – Куда подевался маленький дьявол?
Лес казался настороженным, непроходимым и пустым. Такая картина вполне отражала внутреннее состояние Лукаша, перекликаясь с его тревогой, и все же он почти скучал по маленькому безумцу.
Он оставил Фелку утешать взволнованного Кожмара и подошел к Рен, закрепляющей подпругу на седле Крула. Она бросила на него такой мрачный взгляд, что менее храбрый и более тактичный человек тут же оставил бы ее в покое.
К Лукашу не относилось ни то ни другое.
– Чего ты хочешь? – с вызовом спросила она.
– Рен, я…
В паре метров от них Духа спикировала с самой верхушки дерева и прижала к земле псотника. Умирая, мелкое существо шипело, как кузнечные мехи.
Фелка обошла мертвое тельце псотника и начала помогать Рен с седлом. Лукашу показалось, что она специально вмешалась в их разговор.
– Рен, а у тебя никогда не возникало ощущения, – сказала девушка, намеренно исключая Волчьего Лорда из беседы, – что лес не на твоей стороне?
Фелка пропала из виду, пристегивая седельную сумку к седлу. Вернувшись на место, она объяснила:
– Тебе никогда не казалось, что его не стоит спасать?
Рен посмотрела на нее, а затем перевела взгляд на Лукаша.
– Знаешь, – холодно сказала она, – я уже убедилась, что не все достойно спасения.
Лукаш знал, что заслужил это.
Все же он наклонился вперед, и – хотя это могло быть игрой его воображения – рука Рен замерла на седле. Возможно, ему выпал единственный шанс все исправить. Он мог бы рассказать ей правду о своей руке и о том, что затеял все это только ради Францишека.
Но он этого не сказал.
– Прости меня, Рен, – прошептал Лукаш.
Ему хотелось, чтобы они могли начать заново. Он желал вернуться назад, в тот момент, когда с его губ слетела первая ложь. Он мечтал, чтобы между ними не стояли девять мертвых братьев и дракон. Он бы хотел, чтобы тогда, на берегу реки, он не щелкнул зажигалкой и она не убежала.
Ему хотелось, чтобы она его поцеловала.
Их тяжелое дыхание повисло в воздухе, а затем, смешавшись между собой, плавно поднялось
