Первый объект, первый объект, думает Ника, полуприкрыв глаза, где же он, первый объект? Расфокусированным взглядом она обшаривает толпу – и на этот раз не спотыкается, а словно с размаху налетает на стену: вот он. Теперь она видит его – и, если честно, никогда не видела ничего подобного.
Прежде всего – это никакой не мужчина, вообще не человек. Не мертвый, не живой – никакой. Сгусток серого тумана, пыльный столб, распадающаяся амальгама зеркала, закопченный, потускневший хрусталь, дымчатое, помутневшее стекло – одним словом, нечто серое, лишенное плоти и содержания, заметное лишь потому, что способно отражать и отражаться.
Теперь, когда Ника видит это таким, какое оно есть, она замечает тонкие серые нити, расходящиеся от него во все стороны. Проследив за ними взглядом, она видит еще одну призрачную фигуру, потом еще и еще… нити соединяют их между собой.
Это сеть, понимает Ника. Мы все для них – улов. Или не все, а один или двое, те, кого нужно отфильтровать, выделить из толпы, спеленать в серый кокон, упаковать и доставить получателю.
Ника обнимает Гошу за шею и изо всех сил шепчет прямо в ухо:
– Надо выбираться!
– Так мы это и делаем, – отвечает Гоша, не различая тревогу в ее осипшем голосе. – Идем на станцию. Как нам еще выбраться?
Да! Только так и выбраться, понимает Ника. Не идти на станцию. Как угодно, но не идти вместе со всеми.
Ловцы, как уже называет их про себя Ника, не отличают намеченную цель от других людей, как обычные люди не выделяют из толпы самих ловцов. В своей охоте ловцы полагаются только на трепетание нитей, настроенных на вибрации добычи. Ника понимает: в толпе она с Гошей сможет пройти, не задев ни одной паутинки, но на платформе не выйдет сесть в поезд, избежав соприкосновения с сетью.
– Делай, что я говорю, – шепчет Ника. – Это очень важно, я все объясню потом.
Взяв его за руку, она начинает пробиваться сквозь толпу. Теперь Ника ясно различает серые нити, зато то и дело врезается в зрителей. После каждого такого столкновения Гоша начинает упираться.
– Куда ты меня тащишь? – шепчет он. – Ты что, с ума сошла? Объясни, что происходит!
Вместо ответа Ника поворачивает к себе его голову и смотрит сквозь него своим новым зрением. Что Гоша видит в ее глазах, Ника не знает, но он кивает и упавшим голосом говорит:
– Ну хорошо, пусть будет, как ты хочешь.
Теперь дело идет быстрее. Интуиция подсказывает Нике, что выход из толпы – самый опасный момент. Оглядевшись, она замечает деревянные мостки через глубокую канаву вдоль дороги.
– Туда, – шепчет она Гоше. – Давай за мной, быстро.
Согнувшись почти вдвое, Ника несколькими скачками выбирается из толпы и падает на дно канавы. Гоша валится на нее.
Ника молча показывает ему большой палец – мол, все прошло как надо, мы молодцы. Потом, приподняв голову, выглядывает: толпа, покрытая нитями, словно серым платком, медленно приближается к станции.
7За полчаса до заката Майк, наконец, отыскивает Марину и Лёву. Они целуются, сидя на скамейке посреди Главного парка.
– Вот вы где! – кричит Майк, подбегая. – Я уже боялся, что вас не найду.
Влюбленные в недоумении оглядываются. Неужели уже так поздно, думает Лёва. И неужели я в самом деле всё это время целовался с Мариной?
Нет, конечно, они не только целовались. Задыхаясь и прерывая поцелуи, они бормотали слова, знакомые всем влюбленным, заурядные и каждый раз новые, звали друг друга по имени и придумывали новые, секретные имена, повторяли без конца «как хорошо!», «спасибо!», «любимая!», «родной мой!» и спешили поделиться воспоминаниями, которые еще недавно были раздельными, а теперь навсегда становились общими, этими вечными, как мир, «знаешь, как я заметил тебя впервые?», «а помнишь, я не пришла к тебе на день рождения?», «я написал тебе пять писем и ни одно не отправил», «я тогда впервые подумала, что, может быть…» – и, конечно, снова и снова возвращались к самому главному: «сколько же времени мы потеряли!», и спрашивали опять и опять: почему не год назад, почему не в Банаме, не на Белом море, почему, в конце концов, не в первом классе?
Теперь они смотрят на запыхавшегося Майка, и Лёва больше всего боится, что на этом всё и кончится: Марина поднимется с этой волшебной скамейки и станет недоступной, какой была еще сегодня утром. Лёва думает только об этом, совсем не разбирает, что говорит Майк, и лишь когда слышит Маринин голос, заставляет себя вникнуть.
– Повтори еще раз, – говорит она. – Почему нам нельзя домой?
– Потому что вас там ждут, – чуть не плача говорит Майк. – Там ловушка.
– Кто нас ждет? – спрашивает Марина, а Лёва думает, что можно никуда и не возвращаться, он вообще никуда не собирался отсюда уходить, но потом замечает, что Майк не просто напуган, а напуган чудовищно, будто он снова – маленький мертвый мальчишка, которого вытащили в мир живых прямо из кабинета Орлока Алурина.
– Я не знаю кто, – повторяет Майк. – Я не знаю! Я думал, вы у себя, хотел зайти… проехал две остановки на сабвее и вышел… и мне уже сразу было немножко нехорошо, а дальше с каждым шагом все хуже и хуже… я уж не знаю, что там у вас, но я даже не смог заставить себя войти в подъезд…
– Может, ты просто заболел? – говорит Марина. – Температура, все такое?
– Нет у меня никакой температуры, – отмахивается Майк, продолжая мелко дрожать. – Не обращай внимания, это я от страха.
– Но мы же не можем сидеть тут всю ночь только потому, что тебе стало страшно? – говорит Марина («Можем, можем!» – хочет сказать Лёва). – Я хотя бы сама должна проверить.
– Не надо проверять! – шепчет Майк. – Я тебя очень прошу: не проверяй, а? Пусть хотя бы Лёва сходит, он все же мальчик.
– При чем тут – мальчик он или девочка? – возмущается Марина.
Лёва сразу вспоминает все школьные ссоры, прошедшие под девизом «ну и что, что я девочка!», и почти кричит в ответ:
– Что значит «при чем тут мальчик или девочка»? Я, разумеется, не девочка! И бывают, кстати, моменты, когда это как раз очень важно!
Они начинают смеяться почти одновременно – так счастливо смеются люди, понимающие с полуслова самые глупые шутки друг друга. Бледный Майк ждет, когда пройдет этот неуместный приступ веселья. Марина резко перестает смеяться.
– А где, кстати, Гоша с Никой? – спрашивает она.
– Не знаю, – говорит Майк. – Вроде, с утра собирались на музыкальный фестиваль, куда-то за город.
– Должны скоро
