– Лейтенант Свистунов!

– Ладно, ладно, – отвечает тот. – Я штатский, можно без формальностей. Транспорт готов?

– Так точно! Можно рассаживаться! – и лейтенант машет рукой – в сумраке за платформой, куда не достает свет прожекторов, угадываются контуры больших машин.

Хорошо, что идти не надо, думает Лёва. Всего пять минут, как сошли с поезда, а щеки уже мерзнут. И чего я их гусиным жиром натирал?

Машина напоминает трактор на полозьях. Внутри тепло, в окне ничего не видно, и через пять минут Лёва уже дремлет под ровное урчание мощного мотора.

Потом его будит лейтенант Свистунов.

– Приехали, – говорит он, – привал.

– Прямо посреди леса? – спрашивает Марина.

– Нет, – говорит Свистунов, – тут у нас стоянка, специально вчера все подготовили.

Лёва выходит в ночь, в желтоватом свете фар видит приземистые дощатые строения.

– Не похоже, чтобы вы их прямо вчера построили, – говорит он.

– Да мы и не строили, – отвечает лейтенант. – Они еще с до войны остались. С минус пятого года. Здесь арестованных шпионов держали – ну, или не шпионов, кто ж теперь знает?

Лёва оглядывается – да, теперь понятно, что это ему напоминает: в похожем месте пять лет назад они сражались с фульчи и потеряли молодую математичку Зиночку. Там еще были вышки по углам – на одну полезли Гоша с Никой, и теперь понятно – когда-то это были вышки для охраны, а бараки – для арестованных.

Возможно, думает Лёва, энергия их страдания питала аккумулятор Орлока, давая энергию для будущей войны, – а может, пропала зря, как пропадала веками.

Через час отряд снова трогается в путь. На этот раз ребята в середине колонны, и в свете фар идущей за ними машины видны заснеженные деревья по сторонам дороги, потом слева лес заканчивается, и Лёва понимает, что теперь они едут по берегу замерзшего моря. Еще через час машина поворачивает налево и продолжает путь по льду, оставив лес далеко позади.

– Толстый здесь лед? – спрашивает Лёва.

– Да где-то полметра-метр, – отвечает Свистунов. – Прошлой зимой ребята порыбачить решили, так пока до воды добурились – семь потов сошло.

Лёва удовлетворенно кивает: полметра-метр – нормально, можно не беспокоиться, не провалятся.

– Это мы дорогу срезаем, – объясняет лейтенант, – чтобы крюк по берегу не делать. Тут недалеко уже.

– Там еще одна стоянка? – спрашивает Марина.

– Нет, – говорит Свистунов, – там наш конечный пункт, исследовательская станция. Три года назад построили, для ученых. Они сюда из разных НСИ ездят, больше, конечно, летом, а вам и сейчас пригодилась.

Три года назад, прикидывает Лёва. Как раз после нашего возвращения из Заграничья.

Неприятный холодок пробегает по спине.

– Кажется, я понимаю, куда нас везут, – нагнувшись к Марине, шепчет Лёва.

– Кажется, я тоже, – отвечает Марина. – Ну, сейчас приедем – и проверим.

Через пятнадцать минут они выходят из машины. Темный заснеженный пейзаж кажется незнакомым. Впрочем, понятно: тут – море, там – берег, на берегу светятся желтые прямоугольники окон исследовательской станции.

Вспыхивает прожектор: в его свете солдаты вытаскивают из машины тот самый длинный предмет в брезенте.

– Это что, пушка? – спрашивает Лёва у Свистунова.

– Да кто ее знает? – отвечает тот. – Хрень какая-то секретная. Двоих наших ребят обучили на базе на операторов – наверно, они знают, чего это такое.

– Ты лучше, Лёва, не задавай лишних вопросов, – вмешивается дядя Коля. – И вообще, пойдем уже в тепло.

За локоть он ведет Лёву к станции и шепотом говорит:

– Спросил бы меня, я бы тебе объяснил. Это специальный излучатель, новейшая разработка. Точнее – усилитель излучения. Посылает сигнал за Границу. По нашей гипотезе, в бифуркационных точках, где Граница тоньше, должен добивать до глубинного Заграничья.

– А что он излучает?

– Он не излучает, он усиливает излучения. Если все пойдет как надо – сам увидишь.

Над крышей станции вспыхивает яркий свет – включили второй прожектор. Дядя Коля бежит командовать – левей, нет, теперь правей, а вот сейчас ближе к берегу! – и наконец, световой конус упирается в громадный сугроб, вздымающийся у самого берега.

Лёва находит глазами Марину, и та молча кивает.

Они не ошиблись.

Вот он, их островок.

Где пять лет назад их чуть не разорвали упыри.

Где Ника убила Орлока Алурина.

– Мороз по коже, – шепчет Марина.

Да, им обоим страшно. Хотя чего бояться-то? С ними тут целый отряд, да и они уже не дети, выросли, набрались опыта, побывали в Заграничье, готовы ко всему.

– Идите сюда, ребята, – зовет их дядя Коля. – Сегодня спать, а завтра – за дело.

Ника хорошо помнит это место – и совсем не хочет вспоминать. Пять лет прошло – а все так же страшно. Пять лет, а сколько всего с тех пор случилось! Тети больше нет, а они все выросли, закончили школу, и она теперь не одна, а с Гошей. И ведь они впервые поцеловались совсем недалеко, на вышке у бараков.

Двое операторов возятся с неизвестным прибором, который Лёва называет усилителем. Усилитель нацелен на освещенный прожектором белый холм – тот самый остров. Солдаты занимают позиции вокруг, переминаются с ноги на ногу. Молодой лейтенант отдает последние указания, двое операторов тянут от станции силовой кабель.

Дядя Коля просит Евгению Георгиевну и ребят стать рядом с усилителем.

– Ну, пятиминутная готовность, – говорит он. – Понятно, что надо делать, да? По команде все сосредоточились и вспоминают то, что здесь случилось. И вы, Евгения Георгиевна, тоже сосредоточьтесь, пожалуйста. Нам нужны ваши первые воспоминания после возвращения… что вы почувствовали, когда увидели сына, когда поняли, что спаслись, – дядя Коля оборачивается к солдатам: – Готово? Ну, запускайте.

Усилитель тихо жужжит. Как и просил дядя Коля, Ника вспоминает тот день. Брахо Иван учил, что концентрация будет полнее, если закрыть глаза, – и, зажмурившись, Ника снова видит: вот они стоят, окруженные упырями, четверо перепуганных детей. Самодовольный Орлок Алурин обещает им мучительную и вечную гибель. Ника сжимает в детской руке боевой нож тети Светы, а потом темное, беспросветное отчаяние оборачивается сияющей вспышкой ненависти и гнева, сверкает серебряная молния – и дымящееся тело Орлока падает с ножом в груди…

Но тут какой-то резкий звук вторгается в воспоминания, резкий треск и хруст. Ника открывает глаза: трещит лед вокруг острова. Солдаты, взяв оружие наизготовку, бегут на звук – и вдруг лед лопается, словно под ним взорвали глубоководную бомбу. Осколки льда взлетают в воздух, льдинки свистят вокруг, одна втыкается у самых ног Гошиной мамы. Евгения Георгиевна вскрикивает.

Черная вода плещется вокруг острова, солдаты приближаются к полынье, но тут новая трещина раскалывает лед, льдина с двумя солдатами, колыхнувшись, проплывает метр и медленно кренится. Один солдат, не удержавшись, скользит вниз и с криком падает в ледяную тьму, льдина встает почти вертикально, другой солдат хватается за край, вздымающийся в полярное небо, – а из воды медленно вылезает тонкое щупальце, похоже на черный кабель. Оно скользит по льду, дотягивается до ноги, обвивает петлей… солдат визжит, хлопки выстрелов, крики «вы же в него попадете!», но нет, все равно уже поздно – черная струна натягивается, лед крошится под пальцами, и солдат с