Как он мог бы быть счастлив с нею! Но вот Злата постоянно тосковала по дочери, тревожилась, казнилась. Опять она металась между двумя мирами, опять не могла жить спокойно. И Всеслав иногда мрачно спрашивал себя, а не будь его Злата мавкою и нечистью, интересно — любил бы он её с такой же страстью и постоянством? Если верить тем сказкам, что рассказывали про них, с мавками иначе никак невозможно. Вот и муж её, купец Калитин, до самой смерти бредил своею Алтын.
Надвигалась зима, а зимой никто из сестёр уж точно не появится в мире человеческом. Мавки — сёстры лесные, летние, жаркие; зимой они уходят далеко, а куда именно — Всеслав знать не знал.
И он понял, что поиски придётся отложить. Однако же, единственное, что он мог бы сделать теперь для любимой, это выполнить её последнюю просьбу: не выпускать из виду Анну и, в случае надобности, постоять за неё. Видно, какой-то неведомый инстинкт подсказал Злате, что со смертью отца у Анны не осталось ни единой по-настоящему близкой души. И возможно, любимая оказалась права — при том, что она почти ничего не знала о своей дочери!
И для этого ему пришлось покинуть леса, оставить поместье на управляющего и переехать в Петербург. Только там, ведя рассеянную жизнь столичного денди, он сможет как-то участвовать в судьбе Анны.
* * *
Всеслав решил появиться на первом же большом приёме, где будут Анна с мужем — это позволило бы ему представиться ей, не привлекая излишнего внимания. К тому же, с графом Левашёвым он уже был шапочно знаком, имел с ним общих приятелей, даже как-то выиграл у него в карты. Однако первое знакомство с Анной едва не обернулась большим осложнением: оказалось, молодая графиня сумела запомнить его и чуть не проговорилась! Всеслав успел обернуть всё в шутку, но понял, что с Анной Левашёвой будет не так просто. И как она сумела разглядеть его там, в горах, не обладая, как он, острым ночным зрением?
Второй проблемой оказались его собственные эмоции: здесь, при ярком освещении, Анна была так красива и так похожа на мать! Особенно издалека — он понимал, что это невозможно, и всё же несколько раз вздрагивал, видя эти блестящие чёрные кудри, тёмные миндалевидные глаза… Правда, стоило ему приблизиться, иллюзия пропадала, ибо красота Златы была солнечной и вечно юной, она несла в себе силу природы, весны, свежести лесной… Анна же выглядела бледной копией матери: она являлась всего лишь человеком.
Удивительно: ведь Злата рассказывала про необычайные способности дочери, но сейчас Всеслав не чувствовал в Анне ничего подобного. Может быть, Злата ошиблась? Но тогда все её жертвы оказались напрасными — если Анна родилась обычной девочкой, со стороны сестёр-мавок ей ничего не грозило!
«А что, если, — думал Всеслав, в то время как вокруг Анны роем вилась стая обожателей, — Злата была уверена, что дочь унаследовала необычный дар, и просто приняла желаемое за действительное? Если Анна — обычная девица, вернее, теперь уже дама, то и сама Злата, и сёстры-мавки не представляют для неё никакой опасности! И, узнав об этом, Злата перестала бы за неё бояться!»
Но как это осуществить? Отправиться снова искать Злату, теперь уже вместе с Анной? Но с чего он взял, что той вообще есть дело до пропавшей двадцать лет назад матери? Ведь они совершенно чужие друг другу. Даже если он упросит Анну выслушать его или напишет ей письмо, скорее всего, графиня Левашёва решит, что князь сошёл с ума.
Всеслав ещё раз всмотрелся в лицо Анны, попутно рассеянно кивая приятелям и знакомым. Да, графиня была необыкновенно хороша собой, пользовалась успехом — но стоило ей задуматься, выражение её лица становилось грустным, даже потерянным. Всеслав вновь припомнил сбивчивый рассказ Анны, слышанный им ночью в горах. Что-то об уходе мужа из дома, злой мачехе, сестре… Он тогда не придал этому особого значения, посчитав, что Анна слишком перепугалась и была не в себе. Однако видя её сейчас, Всеслав готов был, пожалуй, согласиться со Златой: её дочь явно одинока и не особенно счастлива. В таком случае, Анна наверняка не откажется узнать о матери больше.
Но стоило быть очень осторожным: прежде всего познакомиться с графиней Левашёвой поближе, понять, что она за человек и можно ли доверить ей тайны, связанные с её матушкой.
* * *
Приём в салоне Нессельроде показался бы Анне совсем обычным, если бы не присутствие князя Полоцкого. Куда бы она ни пошла, с кем бы ни танцевала и ни болтала — ей казалось, она везде встречает пристальный взгляд его ледяных глаз. Она готова была почувствовать себя польщённой, если бы князь хоть раз улыбнулся или как-то по-иному выразил ей восхищение. Но под этим взглядом, который словно пронзал её насквозь, становилось холодно и неуютно, даже жутковато, будто перед визитом незнакомого доктора. У неё вдруг возникло детское желание спрятаться за портьеру. Неужели это тот человек, который так осторожно и бережно нёс её на руках, затем уложил в карете на подушки и прикрыл собственным плащом?
Вскоре Анна не выдержала и, бросив очередного кавалера, прошествовала к выходу из залы. Когда она проходила мимо Полоцкого, что стоял к ней вполоборота, она нарочно уронила свой изящный разукрашенный веер — князь молниеносно нагнулся, подал ей безделушку, так что пальцы их соприкоснулись. Анна едва не ахнула: рука князя была обжигающе-ледяной.
— Благодарю вас. А… вы случайно не видели моего супруга? — выпалила Анна, не зная, что сказать.
— Видел, сударыня: граф Левашёв занят беседой с графиней Нессельроде. Но если вам угодно, я могу проводить вас к ним.
— О, нет! — поспешно отказалась Анна. — Владимир Андреевич, помнится, говорил, что визит к графине окажется чрезвычайно важен для его возможной карьеры. А я в этом ничего не понимаю, так что не хочу мешать.
— А на каком поприще намерен преуспеть ваш муж? — спросил Полоцкий.
Анна замялась. На самом деле, Левашёв не раз делился своими планами с Еленой и Катериной Фёдоровной в её присутствии; Анна же, как всегда, почти не слушала — карьера супруга была ей глубоко безразлична.
— Он хотел
