— Благодарю, ваше сиятельство, — прошептал Левашёв. — Вы необыкновенно добры. Я никак не ожидал, что встречу здесь человека со столь тёплым, отзывчивым сердцем.
* * *
Анне казалось, прошла целая вечность, как она осталась наедине с князем Полоцким. Она до сих пор так и не смогла посмотреть ему в лицо. Неужели он её не узнал? Как же это возможно? Он ведь сам сказал ей тогда, что прекрасно видит в темноте. И ещё — он, по-видимому, давно знаком с её мужем. Или недавно? Хотя какое это имеет значение? Все эти мысли теснились у неё в голове, пока она не призвала на помощь всё своё самообладание, понимая, что выглядит преглупо.
— Благодарю, что решились поскучать со мной, князь, — выговорила она. — Здесь немного душно; не пройти ли нам к окну?
Полоцкий кивнул, усадил её в кресло в нише рядом с окном, затем сделал знак лакею: ей подали на подносе бокал лимонной воды со льдом. Всё это было так обыденно, даже скучно и столь не гармонировало с её воспоминаниями о той ужасной ночи, что Анна почувствовала разочарование. И почти обрадовалась, когда к ней подошли засвидетельствовать почтение несколько знакомых — разодетых повес из тех, что потихоньку волочились за нею на каждом приёме. Слушая их комплименты, Анна понемногу пришла в себя. Оказалось, князь Полоцкий уже отвлёкся на какую-то пожилую даму, затем его отвёл в сторону господин в военном мундире…
И только теперь, с безопасного расстояния Анна смогла как следует разглядеть его лицо. Оно было узким, худым, гладко выбритым, кожа — белой, щёки оказались даже впалыми, а брови — изогнутыми и угольно-чёрными. Волосы, тёмные и волнистые, он имел более длинные, чем рекомендовала мода. А вот глаза под чёрными бровями были неестественно светлы — ярко-голубые, смотревшиеся неуместно в сочетании с волосами и ресницами. Он стоял далеко, но зрение Анны словно бы обострилось во много раз.
«Тогда глаза у него светились, — подумала она. — Точно горели в темноте».
— Ах, графиня, — обиженно заметил ей один из волокит. — Вы так пристально смотрите на князя Полоцкого, что на месте вашего мужа я бы наверняка забеспокоился…
Анна спохватилась, мелодично рассмеялась и поднялась.
— О, не стоит, я всего лишь задумалась и не подозревала, что смотрю на него! Прошу, проводите меня к госпоже Рихтер, если только она уже прибыла: мы с нею так давно не виделись!
Собеседник с готовностью предложил ей руку, и они отправились разыскивать мадам Рихтер. Но Анна обернулась через плечо и встретила холодный пристальный взгляд князя Полоцкого, устремлённый на неё. Ей показалось, будто её резанули наточенной сталью.
Глава 10
Много дней после того, как пропала Злата, он кружился, метался по полям и лесам, будто кленовый лист, ураганом оторванный от дерева. Всеслав искал её — хотя что он мог сделать против мавок-сестёр и их Праматери? Разумеется, ни одна из них ни за что не показалась бы такому, как он; подстеречь же мавку, застать врасплох у него так ни разу и не вышло. И ночами Всеслав не возвращался в своё поместье, а оставался в лесу; он выл тоскливо и отчаянно, так что местные волчьи стаи — они, конечно же, не смели встревать в его дела — съёживались в ужасе и старались только не попадаться у него на пути. Но ему не было до них дела.
Что же он мог сделать для Златы, как спасти её? Определённо для него не составило бы труда поймать какого-либо незадачливого путника, дабы тот послужил ему «живцом» и помог подманить мавку. Но… Злата так страстно мечтала избавиться от своего прошлого, что не простила бы ему такого неправедного пути для собственного спасения. Да она и вообще могла отказаться идти с ним, коли он напал бы на человека или на мавку ради неё! И, после некоторых раздумий, он всё же отказался от столь верного способа.
Всеслав мрачно усмехнулся, представив, что сказали бы его великосветские приятели в Петербурге, если бы знали, о чём думает князь Полоцкий? Он догадывался, что его и так считают довольно-таки странным и эксцентричным господином. Близких друзей у него не было. Мужчины по поводу Полоцкого недоумевающе пожимали плечами и разводили руками, дамы же находили князя ужасно таинственным и интригующим. Впрочем, маска таинственности вполне его устраивала — это амплуа позволяло ничего никому не объяснять, а на вопросы любопытствующих: «Где же вы провели всё лето, князь?» — лишь многозначительно вздыхать и печально улыбаться.
Однако сейчас Всеслав даже подумать не мог, чтобы вернуться к светским обязанностям. Его считали богатым помещиком, жившем то в имении под Петербургом, то подолгу отсутствующим в России и в городе бывающим наездами. Вот и отлично, значит, никто не вздумает выяснять, отчего это он опять пропал надолго.
Только управляющий Данила да ещё несколько доверенных слуг не вызывали у него опасений сейчас; им Всеслав полностью доверял. По его поручению Данила, оторвавшись от работы, объехал все окрестности, везде справлялся о Злате Григорьевне, не скупился на золото за хоть какие-то сведения — но так ничего и не узнал.
А лето уже было на исходе… Ночи стали холоднее, среди изумрудно-зелёной листвы там и сям начали посверкивать золото и багрянец. Всеслав часто смотрел в небо и видел стаи гусей и уток, направляющихся к югу. Он всю голову сломал, пытаясь понять, для чего Злата понадобилась сёстрам-мавкам спустя столько лет? Всеслав знал, что ребёнком она попала к людям: её подобрала какая-то супружеская пара, добрые крестьяне; они растили её, как приёмную дочь, вместе со своими детьми и не делали никакой разницы между ними и девочкой-найдёнышем. Только вот спустя долгое время их односельчане каким-то образом узнали, кого воспитывают соседи — на Злату напали. Её гнали через всю деревню, до самого леса и, верно, убили бы, не случись он тогда в тех краях… Злата сама не знала точно своего возраста; тогда ей могло быть лет четырнадцать. Или меньше?
Злата не могла снова пойти к людям, и тогда сёстры сами нашли её. И вот про следующие несколько лет её жизни Всеслав не знал почти ничего — понимал только, что своею для сестёр-мавок Злата так и не стала. Она мечтала вернуться к жизни человеческой, пыталась побороть свою непростую природу, металась туда и обратно, однако смогла окончательно сбежать от сестёр, лишь когда встретила Алексея Калитина…
«Ох, Злата-Злата!»
Он повторял её имя про себя целыми днями и ночами; ему всё казалось, что рано или поздно она отзовётся на его безмолвный зов.
