Как и следовало ожидать, корежить их от этого не стало, дым не пошел, так какого рожна народ мутить? Патриарх сказал, что слон – тоже божья тварь, а кто сомневается, пущай промолчит от греха!
К тому же, окропление водой заморскому зверю до того понравилось, что он набрал в хобот воды из стоящей подле него бадьи, да и облил в ответ пришедших с патриархом монахов. Отчего Филарет, коего сия чаша минула, смеялся до слез, после чего, благословив и слона, и индуса, удалился. Даром, что погонщик – языческого звания!
В общем, за эдакой диковиной по всей Москве табуном ходили толпы любопытствующих. Причем не только из черного люда, которому только дай повод не работать, а и набольшие бояре приезжали подивиться со своими домочадцами. Да что там бояре, сказывают, даже государыня не погнушалась в возок с детьми сесть и поехала показать царевичу и царевне каковые бывают слоны. Потому как они, даром, что из самого Стекольного града, а никогда прежде таких зверей не видали. Что же до царя, то Иван Федорович, дай ему Бог здоровья и долгой жизни, на нём даже верхом проехался. Доподлинно этого, конечно, никто не видел, но государь у нас такой, если надо, он и черта оседлает, прости нас Господи!
На самом деле, я на подарке персидского шаха не ездил, потому как животина и впрямь большая, а что у неё на уме никому не ведомо. Пока вроде спокойная, но я ещё в прошлой жизни читал о «слоновьем бешенстве», а потому решил судьбу не испытывать. Поэтому смотрел на диковину из седла, держась рядом с возком Катарины и время от времени давал жене и детям необходимые пояснения.
– Батюшка, смотрите, на слона собачка гавкает! – восторженно пискнула Марфа, показывая пальчиком на совсем осатаневшего кабысдоха.
– И правда, – захлопала в ладоши царевна Евгения. – Она хочет его съесть! Петер с Дмитрием ухмыльнулись от такого предположения, но дразнить девчонок не стали, ибо чревато, особенно Петьке.
– Дело не в этом, – улыбнулся я.
– А в чём? – последовал немедленный вопрос.
– По улицам слона водили, как будто напоказ…, – неожиданно сам для себя, начал я рассказывать бессмертную басню Крылова.
Странное дело, стихов я никогда особо не любил, а потому и не запоминал. Кроме тех, разумеется, что задавали на уроках литературы, причем, после сдачи зачета тут же благополучно забывал. А «Слона и Моську» мы вообще учили ещё как бы не в первом классе, а вот, поди же ты, вспомнил!
– Ай, Моська, знать она сильна, что лает на слона! – закончил я декламировать, катающимся от смеха детям.
Толпящиеся вокруг нас царедворцы тоже зажимали рты, сдерживая хохот, и лишь скованные дисциплиной охранники просто ухмылялись в усы, не смея заржать как стоялые жеребцы, в присутствии царя.
– Я и забыла, что вы так сильны в поэзии, – покачала головой Катарина, которая хоть и не все поняла, но сумела оценить чеканность рифм.
– Забыли? – удивился я, не припоминая за собой подобных талантов.
– Конечно, ведь вы так давно не услаждали наш слух игрой на испанской гитаре и песнями, – мягко улыбнулась супруга.
– Батюшка умеет играть на гитаре? – изумился Дмитрий.
– И петь? – округлил глаза Петер.
– Ага, а если нальют, то и спляшу, – смутившись, отвечал я своей семье.
– Вот как? – приподняла бровь Катарина.
– Кстати, а почему я не вижу вашей любимой фрейлины? – попытался перевести я разговор на другую тему, но как оказалось, неудачно.
– Фройляйн Пушкарева испросила разрешения навестить княгиню Щербатову, – невозмутимо отвечала мне царица.
– Понятно, – буркнул я, чтобы хоть что-то сказать.
Вот ещё одна странность, вроде ничем перед Аленой не виноват, а чувствую себя при упоминании о ней всегда так неловко, как будто предал её. Катарина, напротив, ведет себя так, будто знать не знает о ходящих по Москве сплетнях о нашей связи. Каждый раз, увидев Никиту Вельяминова, справляется о здоровье сестры, посылает ей подарки, царские просвирки и даже изредка навещает.
– Ну что дети, пожалуй, нам пора, – командует царица, очевидно, почувствовав перемену моего настроения.
– Ну, матушка! – принялись было канючить малявки, но не тут-то было, у суровой шведской принцессы не забалуешь!
– Вы уже уезжаете? – осведомился я.
– Да, Ваше Величество. Мне нужно отдать кое-какие распоряжения перед свадьбой.
– Свадьбой?
– Разве вы забыли, что через три дня состоится венчание Анхелики?
– Ах, вот вы о чем.
– Не забудьте, нам с вами предстоит быть посаженными родителями у бедной девочки!
– Конечно-конечно, – поспешил я успокоить супругу, внутренне ухмыльнувшись от того, что будущую невесту назвали «девочкой». – Но отчего такая спешка?
– Чтобы вы не успели отослать её жениха с каким-нибудь поручением! – исчерпывающе пояснила мне Катарина.
Ну да, было дело. У юной, но весьма аппетитной чертовки уже почти сладилось с одним из офицеров полка фон Гершова. Как его звали? Кажется Минлих. Бедолагу застали в компрометирующей ситуации, выходом из которой была только женитьба, но тот упал мне в ноги и вымолил самую дальнюю и опасную командировку, какую только подвернется. Чисто по-мужски я его понял. Благосклонностью Анхелики пользовались многие, включая очень важных лиц, на коих не стоит показывать пальцем, а вот жениться предстояло ему.
В общем, я сделал вид, что знать не знаю о матримониальных планах супруги и отправил молодца на помощь казакам, собравшимся брать Азов. Кстати, судя по полученным донесениям, Минлих там здорово отличился. Но, что интересно, разбитная девка тут же нашла ему замену и на этот раз птичка из клетки не вырвется. Ну, что же, совет да любовь!
– Государь! – окликнул меня кто-то и я, обернувшись, увидел Михальского.
– Что случилось? – поинтересовался я у начальника своей охраны.
– Гонцы из Мекленбурга прибыли. Только что сообщили.
С Корнилием в последнее время всё как-то нехорошо. После трагедии разыгравшейся в вотчине Щербатова он насмерть рассорился с Вельяминовым, да и я на него в сердцах наорал тогда. Хотя если рассудить здраво, его вины в случившемся нет. Где Москва и где эта Щербатовка, будь она неладна! И разбойников всех как ни старайся не переловишь. Не тот у нас народ. Причем, я сейчас не только про простых людей, но и про бояр с дворянами, которые иной раз такое учудят, что хоть стой хоть падай! Конечно, если с мужиков три шкуры драть, тут любой за кистень схватится… с другой стороны, этот казачина, ну вот ни разу не бедствовал!
В общем, я потом примирился с литвином, дескать, не серчай, сам понимаешь, но…
– В Кремль! – скомандовал я и тронул поводья.
Возки царицы и её свиты тронулись следом, а за ними потянулись и боярские. Ну, с Катариной всё понятно, ей вести из Европы
