— Пожалели?
— Нет, конечно, за кого вы меня принимаете? — оскорбился Ленар, всплеснув руками. — Просто не так-то просто выследить зайца, приблизиться к нему и попасть из лука. Знаете поговорку про погоню за двумя зайцами? Так вот, это абсолютная ерунда. Не важно, скольких зайцев вы преследуете, в честной гонке на пересеченной местности вы эту тварь все равно не поймаете. Но для меня это было даже и к лучшему: в те года экосистема Дискордии все еще была в процессе формирования, и каждый дикий заяц был под защитой колониальной администрации. Если бы мне удалось пристрелить хоть одного, и кто-нибудь бы об этом узнал, в лучшем случае я бы получил тюремный срок, а худшем — ремня от родителей. Вы зря сейчас улыбаетесь, ремни у нас делали такими качественными, что мой дед донашивал ремень моего прапрадеда, так что меры наказания сводились к выбору — сидеть или не сидеть, и этот выбор принадлежал совсем не мне.
Последние слова Ленар не произносил, а скорее выкрикивал, чтобы пробиться сквозь стену заливного хохота, сочащегося из Петре так, словно рассказы о ремнях паразитами проникли в него через уши и в данный момент щекотали его изнутри в надежде разорвать легкие пульсирующими спазмами. Приступ агонии согнул корреспондента пополам, а затем скрутил его в положение эмбриона, и на какое-то время Ленар, растерянно глядя на его конвульсирующую оболочку, метался между мыслями, что корреспонденту и правда стало плохо и опасениями, что Петре не выдержал принудительного заключения и наконец-то рехнулся.
— Петре, — опасливо позвала его Ирма, положив руку на его пульсирующее плечо. — С вами все в порядке?
— Да! — с хрипом выкрикнул он, стирая слезы с лица, и судороги начали отступать. — Я просто… Я просто только что понял, как смешно это выглядит, когда капитан межзвездного судна рассказывает о своих криминальных наклонностях человеку, который должен поведать о нем всей галактике!
— А мне плевать, мой контракт уже истек, — равнодушно бросил Ленар. — Рассказывайте обо мне что хотите, я вам только «спасибо» скажу.
— Стрельба по зайцам из лука — это ерунда, — усмехнулся Эмиль. — Бывали на этом корабле и более сомнительные затеи.
— Сомнительнее той, что сейчас творится?
— Нет, на этот раз наш Ноль-Девять покинул пределы шкалы бардакометра. Петре, расскажите-ка мне об этой вашей «кадиевке».
Когда остатки улыбки рассыпались в хлопья и опали в небытие, лицо корреспондента начало рассказывать о загадочном оружии раньше, чем в нем прорезался голос. Не нужно было быть экспертом, чтобы увидеть, как он боится этого оружия. Это можно было понять про его слегка расширившимся зрачкам, слегка побледневшему лицу и, наконец, по фразе:
— Это очень страшное оружие.
— Мне очень интересно узнать, насколько именно оно страшное.
— Мне тоже, — поддержал Радэк. — Любопытно узнать, какой в случае стрельбы побочный ущерб нужно ожидать.
— Никакого, — отрезал Петре. — Знаете, почему его называют космическим пистолетом? Потому что он создавался специально для условий космоса. Умеет стрелять одинаково хорошо в условиях вакуума и атмосферы, рукоять позволяет использовать его даже в перчатке скафандра. У него электрический спуск и минимальная отдача, поэтому он может сгодиться даже в условиях невесомости.
— Я уже видел подобный, — вспомнил Радэк. — Только тот не годился для использования в скафандре. На нем был биометрический предохранитель, считывающий рисунок ладони.
— На этой модели такого предохранителя точно нет, — вставил Эмиль серьезным тоном. — Я это точно знаю.
— И технически это ракетница, — продолжил Петре. — Ее снаряды — это ракеты, внутри которых сжатый инертный газ, дающий реактивный толчок после того, как электрический разряд прожигает мембрану. Ракета набирает скорость не сразу, поэтому стрельба в упор считается относительно безопасной.
— Так в чем ее опасность?
— В том, что эта ракета обладает очень пластичной оболочкой. У нее минимальный риск побочного ущерба, минимальный риск рикошета и минимальная проникающая способность. Если эта ракета попадет в вас, то можете быть уверены, что она реализует в вашей плоти весь свой поражающий потенциал и вряд ли пройдет навылет. Это разрывы мышц, внутренние кровотечения и такие обширные травмы, которые без серьезной госпитализации просто не заживут.
— По вашим словам это очень жестокое оружие, — озадаченно почесал Ленар подбородок. — Я не понимаю, кому нужно такое оружие в космосе.
— Ну… — развел Петре руки и вздохнул. — Космонавтам, я полагаю. Особенно тем, чья жизнь зависит от соблюдения порядка. Считается, что космическое оружие должно обладать двумя качествами — низкой бронебойностью и высоким останавливающим действием. У лучевого оружия останавливающие свойства низкие, а эффективность может варьироваться в зависимости от свойств одежды на человеке. Остается лишь «кадиевка» — жестокое, но эффективное успокоительное средство.
Петре рассказывал увлеченно и эмоционально, словно не описывал страшное оружие, а рекламировал его. Его слушатели внимали не менее увлеченно, морщась от рождающихся в умах картин в багровых тонах и не веря, что подобное варварство вообще где-то позволительно. Всегда есть риск, что в космосе кто-то выйдет из-под контроля и начнет своими действиям угрожать себе или окружающим. На этот случай корабли коммерческого флота снабжались единственным средством отчаянных действий — электрическим шокером. Это оружие ближнего действия обладало высоким останавливающим фактором и минимальным риском побочного ущерба, но где-то посчитали, что шокера может быть недостаточно. На объектах, связанных с повышенной опасностью со стороны человека, требовалось нечто иное, нежели маленький и почти безвредный шокер. Что-то, что будет вселять трепет одним своим существованием, как атомная бомба, служащая не для разрешения конфликтов, а для их предотвращения.
«Кадиевка» была той самой атомной бомбой.
Не было ничего удивительного, что несколько таких орудий входили в комплектацию горнообогатительной станции, на которой жили и работали сотни людей, чье уважение к закону и порядку находилось под сомнением. Они должны были понимать, что любая попытка бунта не пройдет безболезненно.
Собака Павлова начинала слюноточить при звуке звоночка, который всегда предшествовал выдаче лакомства. Именно собакой Павлова себя Ленар и почувствовал в тот момент, когда раздался условный сигнал. Было много причин, по которым у человека могло увеличиться слюноотделение, и не все они имели отношение к еде, но Ленар знал, что его организм за последние пару дней привык реагировать на звук шагов по коридору выделением желудочного сока. Он почувствовал, как легкий голод потихоньку закрадывается в его нутро, а затем мозг приказал условному рефлексу заткнуться.
Счет времени он потерял, но не настолько. Еще слишком рано было для ужина, и этот звук казался каким-то торопливым и беспорядочным. Он видел, как его сокамерники затаили дыхание, навострив уши, и вслушиваясь в лишенную всякого ритма дробь он не сразу
