— Мне страшно, — прошептала она. — Скажи лучше, ты знаешь, куда мы попали и все, что мы здесь видим — это правда?
Лорман не ответил. Ему бы тоже сейчас занять смелости не помешало бы, но ведь кто-то из них должен же был сейчас не бояться… Вот он и не боялся, в кавычках, конечно, рассказывая всякие небылицы.
— Эй, — позвала она, — чего молчишь?
— Не знаю — признался Лорман. — Я, если серьезно, вообще, ничего уже не знаю и ничего уже не понимаю, что здесь происходит и куда мы с тобой, в какую такую черную дыру провалились…
— И здесь нет никаких чертей?
— Кроме нас с тобой, — рассмеялся он.
Если бы он сейчас мог видеть её лицо, то он бы заметил, как оно все у неё пошло красными пятнами. Он трепался, а она ему почти уже поверила.
— Ты, ты…
— Пойдем, — вздохнул он и взял её за руку, — здесь где-то обязательно должен быть выход.
— Да?! — Лика со злость рванула её на себя и не сдвинулась с места. — Ты мне это уже сколько раз говорил сегодня? Сто раз, двести? На улице уже вечер, а мы с тобой все здесь лазаем как два шизоида и глазеем на эти раздолбанные достопримечательности, — она развела руки в разные стороны. — Сначала мы не могли выйти из тоннеля, все выходы завалило, а теперь… Что нам мешает это сделать теперь, когда мы выбрались на станцию! Где здесь выход? — почти кричала она, поворачиваясь на месте. — Или это снова не станция, — и она вырвала из его рук фонарик и побежала к краю платформы. — Тогда что это? Что это за еще один запасной аэродром в подземелье без света и людей? А стены, — и она скользнула по ним лучом света. — Плитка отлетела, все в саже, как будто здесь бомбы взрывали, а эти кострища на перроне… Здесь только наскальных рисунков не хватает на стенах: уродливых человечков с копьями и мамонтов, но мне кажется, что они скоро непременно появятся, если придерживаться твоей долбанной теории возвращения времени…
— Лик, — попробовал перебить её Лорман.
— Что Лик, что Лик… — передразнила она его, заводясь еще больше. — Еще минуту назад мы видели с тобой, как все здесь сверкало и шевелилось, а сейчас… Сейчас здесь стойбище первобытного человека! Мы с тобой перескочили с одного временного витка на другой. Жди, скоро здесь пещерные медведи появятся.
— Не появятся.
— Да? Они как раз и водятся в пещерах.
— Это не пещера.
— А что это по твоему, — закричала она в истерике, — станция метро, да?
— Да, — ответил Лорман, сам в это, веря очень слабо.
— И какая же это, по-твоему, станция?
— Таганская, кажется…
— Что?! — вырвалось у неё. Девчонке, явно, показалось, что она ослышалась. — Издеваешься, да? Какая это станция?
— Таганская, — повторил Лорман.
— Таганская? — все еще не веря в услышанное, переспросила Лика. — Ты сошел с ума, да?
Вместо ответа, Лорман подошел к ней, взял у неё из рук фонарик и, вернувшись на середину платформы, посветил на ближайшую стенку с полуразрушенным профилем героя— танкиста.
— Иди сюда, — позвал он её. — Узнаешь? — и, не дождавшись ответа, спокойно спросил: — Так кто из нас с рельс съехал, я со своей станцией, или ты со своими медведями?…
На минуту в метро стало очень тихо. Парень все еще светил на героический профиль военного, а девчонка подошла к стене и осторожно провела по нему рукой, счищая с него толстый слой пыли.
— Правда, — согласилась она, наконец, когда все его лицо было вычищено, — это он. Я его помню… Остальных, нет, а этого запомнила, по этим смешным, прижатым ушкам на шапке…
— Шлемофоне, — поправил ей Лорман.
— Все равно, — отмахнулась она. — Никогда не могла понять, зачем они нужны. Они, что их, когда сидят в танке, оттопыривают, что бы лучше было слышно?
— Интересная идея, — Лорман чуть не прыснул со смеху представив себе такого танкиста с растопыренными ушами за рычагами танка:
— Левее давай! — орет шоферу в левое ухо командир.
— Что-о?!
— Левее, говорю, давай!
— Что-о?!
— Теперь правее, — командир начинает орать в правое ухо. Как все-таки в армии у них все продумано!
— У них здесь капитальный ремонт, да? — Лика все еще пыталась осмыслить услышанное и увиденное, и все это подогнать под общепринятые рамки своего сознания. — Скажи: «да», не пугай меня еще больше…
— Наверное…
— А если нет, — не отставала она, — что тогда?
— Тогда? — Лорман задумался. — Тогда это конец света!
— Мамочки, — Лика опустилась на грязный, заваленный всяким хламом пол и вдруг, не в силах больше сдерживаться, разревелась.
Дожидаться, пока истерика закончиться Лорман не стал. Оставив её, спокойно, в тишине и темноте лить слезы, он отправился исследовать станцию или, вернее, то, что от неё осталось, утешая себя тем, что раз она есть, значит должен быть и выход из неё. И все, что не делается, все к лучшему: теперь они хоть знают, где находятся., или хотя бы думают, что знают. Но, добравшись до эскалатора, вернее, до того, что от него осталось, он с сожалением для себя отметил, что с этой стороны им выбраться не удастся. Четыре лестницы были почти до самого низа засыпаны песком, и о том, что это сооружение было когда-то эскалатором, можно было догадаться, только если ты его когда-то здесь видел. Причем, песком был засыпан не только эскалатор, но и весь проход и выбраться здесь можно было только при помощи лопаты и нескольких дней работы. Этот вариант отпадал сразу — у них, к сожалению, не было лопаты, да и несколькими днями они тоже, вряд ли располагали, с тем имеющимся запасом воды и пищи, что еще оставался. Пришлось возвращаться. Был еще переход в центре зала на радиальную линию, но он тоже был разрушен, здесь даже и ступенек то не осталось. Все они обвалились и полностью завалили собой дорогу, а вместо бывшего прохода, вверху зияла огромная дыра и попасть туда без дополнительных приспособлений не представлялось возможным. «Осталось исследовать выход с другой стороны, — прикинул он, — и можно будет отдыхать…»
Когда Лорман вернулся, Лика уже почти успокоилась. Она все еще всхлипывала, но, слава богу, уже хоть не плакала. Она, все так же сидела на том же самом месте, где он её и оставил и, поджав ноги, обхватив их руками, остановившимися глазами смотрела в темноту.
— Мы умрем? — всхлипнула она.
— Конечно, — согласился он, присаживаясь рядом. — Я, лет через пятьдесят, а ты через сто, наверное!
— Нет, — вздохнула она, — мы с тобой умрем гораздо раньше, завтра или сегодня. Кончится еда и вода, и мы умрем.
— Не говори ерунды, — разозлился Лорман. — Все будет
