Коршун поднял голову и посмотрел на потолок. Несколько плафонов не горело, но полуосвещенный вагон, как ни в чем не бывало, все еще продолжал катиться к следующей станции. Вскоре, скорость поезда стала замедляться и вот, за окном уже снова замелькали поджидающие поезда пассажиры и светящиеся плафоны. Он открыл глаза, поднялся и направился в дверной проем. Дальше он знал, куда ехать. На работу. Его еще пока не уволили, и он свободно мог еще попользоваться архивом, и посмотреть ему там, поверьте, было, что.
«Смотрите, ОЗИМАНДИЯ, в кинотеатрах!», — прочитал он на ходу под самым потолком вагона рекламную листовку кинофильма и шагнул на перрон. «Смотрели уже, — психанул он. — Очень здорово. Кто-то под вашу музыку свел счеты с девкой, а я, как всегда, оказался сегодня крайним! Лучше бы, это все и, вправду, случилось на самом деле! А может, все именно так и случилось?» Коршун понял, что он окончательно запутался: зверь, кино, убийство… Что дальше? Он подошел к самому краю платформы и застыл в ожидании поезда. Потом сообразил, что не там ждет и надо перейти на радиальную ветку. Вспышка, гром, звериное рычание и дикий, выворачивающий наизнанку женский крик…
Толпа шарахнулась от края платформы в разные стороны, а выскочивший на станцию поезд истерично завизжал сиреной и вцепился в рельсы всеми своими железными колесам: визг, скрежет, лязг, удар…
Коршун успел увидеть только её вытаращенные в смертельном экстазе глаза и искаженное, перекошенное в ужасе лицо, да еще её красивые, взметнувшиеся вверх длинные волосы и еще насмерть перепуганное лицо машиниста.
Поезд протащил несчастную почти до самого конца перрона, вернее, только её верхнюю половину, вцепившуюся мертвой хваткой в подножку кабины машиниста. Ноги же и все остальное, отрезанное передними колесами, раздробленное и перемолотое осталось валяться где то позади на рельсах, скрытое от взора притихших, ошарашенных увиденным свидетелей трагедии, остановившимися вагонами. Поезд застыл, вцепившиеся в железо кисти рук разжались и кусок тела, секунду назад еще бывшего человеком, медленно-медленно стало сползать вниз. Машинист с испугу дал задний ход, и изуродованное тело юной леди осталось еще и без руки.
— Стой!!! — истерично заорала дежурная по станции. Но поезд и так уже остановился. Отрезанная рука вцепилась в рельсу, а тело, еще живое, скорчилось где-то сбоку.
— Что это? — прошептало оно, удивленно уставившись изумрудными глазами на свой окровавленный, с выпотрошенными кишками огрызок тела. — Как же это?
Она еще попыталась приподняться, что бы рассмотреть себя получше, помогая себе рукой, но… Удивление так и застыло на её юном лице. Похоже, что для неё, все с ней случившееся так и осталось тайной. Оцепеневшая толпа притихла. Все молча переваривали увиденное. Каждый мысленно представлял себя на месте несчастной и молил бога, что это случилось не с ним. Появилась полиция, и люди стали расходиться. Уже скоро от зевак не осталось и следа. Свидетелей происшедшего, как всегда не оказалось.
— Я видела, — тихонько говорила одна тетка другой, когда они уже отошли на приличное расстояние от того места, где это все случилось, — как она туда спрыгнула.
— Сама, что ли? — не поверила вторая.
— Сама, конечно, — утвердительно закивала первая. — Её сначала немножко подтолкнули, а потом она сама под паровоз и прыгнула.
— Ты того, кто толкал, видела?
— Нет, конечно! Я, что, дура, что ли…
Естественно, что сказано это было по большому секрету. Оказаться на месте несчастной тетка, явно, не собиралась…
Из больницы, отдав необходимые распоряжения относительно покойной, и дальнейшего расследования полковник поехал к себе на работу. На восемнадцать часов было назначено совещание у генерала, и никакие оговорки не принимались, даже связанные со смертью близких. Конечно, Смирнов мог отпроситься, но у него даже мысли такой не возникло. Закрыться дома, спрятаться в бутылке с водкой и никуда оттуда долго-долго не высовываться, было, конечно, заманчиво… «Но это не есть, был выход, для полковника, — как сказал бы он сам, если бы, конечно, стал сам с собой разговаривать. Ему пока и без водки дел хватало, а напиться он еще сегодня успеет. Выпить можно и на работе. Что он, кстати, и сделал, как только завалился к себе в кабинет. Стакан водки и ломтик черного хлеба попались под руку как раз вовремя.
— Коршуна нашли? — прохрипел он в трубку, когда почувствовал, что содержимое стакана благополучно растеклось по дну желудка. — Нет. А на сотовый ему звонили? Что? Отключен? Хорошо, тогда Кудрявцева ко мне срочно! И Коршун, как только объявится, тоже.
Трубка с грохотом опустилась на базу. «Черт знает, что, — выругался в сердцах он. — Не могут в городе найти капитана ФСБ. Телефон у него, видите ли, не работает! Искатели хреновы…»
Старший лейтенант Кудрявцев, ни живой, ни мертвый, как тень застыл на пороге его кабинета.
— Что не дышишь? — усмехнулся полковник. — Дочь мою нашел?
— Нет, товарищ полковник.
— Пошел вон, — Смирнов устало махнул на него рукой и потянулся за сигаретой. — Даю тебе еще два часа, до 20:00, нет, до полуночи и без известий лучше не появляйся. Если она мне сама позвонит, я тебе сообщу. Все…иди.
Офицер бесшумно повернулся и вышел. До его дембеля в эту минуту оставалось всего один час и пятьдесят пять минут плюс два часа сверху… «Коршуну повезло больше, — обречено позавидовал он своему коллеге, когда уже оказался в коридоре. — Того уже не увольняют…»
Зазвонил телефон и Смирнов поднял трубку.
— Смирнов…
— Мальцев беспокоит, — услышал он глухой бас подполковника на другом конце провода. — Прими, Александр Васильевич, мои соболезнования…
— Угу
— К твоим четырем только, что прибавилось еще одна, — не стал он размусоливать слова, и сразу же перешел к делу. — Итого, уже пять. Анны Каренины, как выразился наш генерал, стали сыпаться валом.
— Когда и где?
— Кольцевая линия, станции Новослободская. А время? — он на секунду замолчал. — Время… семнадцать часов и тринадцать минут, минутка в минутку.
— И снова молодая?
— Девятнадцать лет.
— Имя известно?
— Да. Ликой, звали. Фамилии, к сожалению, пока выяснить не удалось. Была студентка университета, судя по студенческому билету, а вторую звали…
Дослушивать Смирнов не стал… Сегодня, явно, был не его день.
Коршун, хотел, было последовать за всеми, слава богу,
