Я встретил его на улице вскоре после своего приезда из Кировограда.

— Заканчиваю, батенька, дела, — сказал он тогда. — Вот протоколы кафедры сейчас эвакуировал. Ох, и намучился же я с ними. Понимаете, все суют свои бумаги в мешки, а мои протоколы швыряют мне назад. Ну, я ухитрился, сунул их незаметно в один мешок. Думаю, что не затеряются: мешки пронумерованы, я запомнил номерок.

Я спросил, почему он сам не эвакуируется с институтом.

— Да что вы, батенька, все ученики здесь, а меня куда-то нелегкая понесет! — воскликнул Семен Яковлевич. — Заканчиваю дела и ухожу в ополчение.

Сегодня он уже в ополченской форме, но винтовки ему не досталось.

— Нехватило, зато бомбу дали, — сказал он мне, показав на гранату, заткнутую за пояс. — Буду танки уничтожать, — и стал подшучивать над собой и такими же, как он вояками: — Вот спорим тут, как нам с немцами быть, которые выскакивать будут из подбитых нами танков, вести ли их в штаб, или только обезоружить, а самим подбивать другие танки.

В хвосте ротной колонны шел Федя с ящиком патронов на плече, он куда-то торопился, на ходу успел только прокричать мне:

— Беда с Антоном, не могу подобрать ему гимнастерку по размеру — ни один воротник не сходится.

Федя назначен старшиной роты.

Разумовский стоял тут же, навьюченный пулеметным станком.

— Вот хорошо, что ты здесь, сынок! Боялся, что не найдешь в этой тьме, — сказал он радостно. — Такая досада! — сетовал он. — Только мы выехали из ворот на машине, как жена подошла. Я ей кричал, рукой махал. Не знаю, увидела ли она… Нехорошо получилось. Отпустили меня тогда на три дня для домашних дел, а я все три дня на заводе проторчал. Ну, как там зубчатка ленивца? — спросил он вдруг, вновь оживившись. — Наварили? Значит, шесть танков будет?

— Будет, — ответил я.

— Слышите, танки будут, — закричал Антон Васильевич кому-то.

Меня сейчас же обступили, закидали вопросами:

— Значит, мы за танками пойдем? А где же они? Вперед ушли или догонят?

Я ответил уклончиво:

— В резерве командующего, когда надо будет — поддержат.

— Вот это хорошо, — заговорили ополченцы, — а то у нас один только миномет.

К утру на заводском дворе были опробованы два последние выпущенные нами из ремонта танка. Мы принялись за подготовку машин к бою: укладывали снаряды, чистили пулеметы и орудия, выверяли телескопические прицелы. Сварщики продолжали наварку дополнительной брони.

Работу прерывает Захар Иванович. Спустившись с поста управления краном, он подходит к каждому из нас и торжественно приглашает в конторку. Там нас ожидают уже две его внучки, принесшие что-то из дому в громадной двухведерной посудине.

Микита сейчас же заглядывает в нее и оглашает конторку восторженным возгласом:

— Вареники в сметане!

Захар Иванович просит к столу.

— В честь того, что хлопцы поработали на славу Январки, — говорит он, ставя рядом с двухведерной посудиной другую, не менее объемистую.

Каждому досталось по два стакана выдержанного домашнего вина и по тарелке вареников. После этого неожиданного пира Захар Иванович и обе его внучки были вынесены из цеха на руках. Танкисты провожали их до проходной завода.

Все эти дни дедушка Захар не выходил из цеха, работал на мостовом кране вместе с одной из своих внучек. Теперь он эвакуируется. Прощаясь, пожимая каждому руку, он говорит смеясь:

— Не уезжал бы, да партия велит, — бережет нас, старых хрычей, чтобы вы больно не загордились.

Микита обнял старика, расцеловал его и сказал:

— Мы ще покушаем с вами вареников.

Все шесть восстановленных танков уже укомплектованы экипажами и готовы к бою. Нехватало командира для одной машины, но счастливый случай помог мне.

На улице, укрываясь от моросящего дождя под густолистыми каштанами, стояли группки милиционеров с винтовками и вещевыми мешками, какое-то новое воинское формирование.

Меня окликнули:

— Товарищ старший лейтенант, обратите внимание на танкиста!

Маленький милиционер, лукаво щуря мышиные глазки, показывал пальцем на самого себя.

— Какого танкиста теряет республика! — сказал он с наигранным пафосом, и конопатое, плоское, как блин, лицо его расплылось в умной улыбке.

Кругом засмеялись, видно было, что его тут все хорошо знают.

— А вы разве танкист? — спросил я и тоже не удержался от улыбки.

— Механик-водитель БТ-5, старшина Заогородний, участвовал в боях за Халхин-Гол, награжден медалью «За отвагу», — отрапортовал он.

Этот рапорт еще больше развеселил окружающих. Смеясь, все поглядывали на него и на меня. Медаль у маленького милиционера действительно висела, но лицо его не вызывало доверия. Я подумал, что меня просто разыгрывают, и спросил его в шутливом тоне о системе зажигания БТ-5.

— От аккумулятора, катушечное, — бойко ответил он.

Еще несколько вопросов — и у меня не осталось сомнения, что это настоящий танкист. Но тут была подана команда на построение в колонну.

— Как же тебя найти? — спросил я.

— Скажите только, куда притти, — ответил он.

Это было вечером. Ночью маленький милиционер явился на завод и доложил:

— Прибыл к исполнению своих обязанностей по воинской специальности.

Я спросил, как его отпустили.

— А никак! Просто по статье кодекса, — ответил он и пояснил, что это значит: — Послал меня ротный с одним товарищем в город свои вещи пристроить. Я вещи пристроил и говорю товарищу: «Доложи ротному, что старшина Заогородний отбыл к танкистам».

— А вы знаете, какое вам угрожает наказание по этой статье?

— Так точно, знаю. Но судить меня не будут, — уверенно заявил он.

— Почему так думаете?

— Увольнительная записка у меня до утра, а утром вы напишете моему командиру такую бумагу, что под нее комар носа не подточит.

Я позвонил подполковнику, сообщил ему о Заогороднем.

— Пусть остается, бумагу я приготовлю за подписью начальника штаба, — сказал мне подполковник.

Когда я сказал Миките, что назначаю Заогороднего на его место