Впереди меня механик Коровкин и начальник штаба Сытник вели Попеля, прислушиваясь и настороженно вглядываясь во тьму, поглотавшую головное походное охранение. Оттуда не доносилось ни одного звука. Немцы и не подозревали, что мы ушли из леса. Отряд уже был далеко, а они упорно и методично обстреливали лес. Иногда в отсвете далекой орудийной зарницы сбоку на гребне мелькал силуэт неосторожного бокового дозорного, и снова нас покрывала непроглядная тьма. Дыхание сотен людей сливалось в одно. Казалось, что по лощине движется укрытое ночью громадное безъязыкое существо.

В Турковичах нашего проводника, молодого чеха из Велька Милча, сменил новый проводник — поляк. Он повел нас через иквинское болото. Часа два мы брели болотистой водой, проваливались в трясины, вытягивали друг друга. Каждое отделение тянуло за собой волокушу с одним раненым. Наконец, совсем уже выбившись из сил, мы наткнулись на сухой островок. Он был покрыт густым, в рост человека осинником и примыкал к самой реке.

Первыми поплыли лучшие пловцы, потянув за собой на восточный берег проволоку. Концы ее на обеих сторонах реки были закреплены за кусты. Сделав из волокуш ,и носилок подобие маленьких паромчиков, мы стали переправлять через реку раненых, а потом таким же путем всех не умеющих плавать.

Попель поплыл сам, поддерживаемый Коровкиным. Следом за ним бросилась в воду большая толпа танкистов и окружила комиссара плотным кольцом.

На том берегу Попель вынул из кармана куртки размокший кусок сахару, повертел его в руке — видимо, колебался: съесть или оставить про запас. Рядом застонал кто-то из раненых.

— На, друже, подкрепись,— сказал Попель, отдавая ему сахар.

Как ни торопил бойцов Попель, а все же рассвет застал нас на переправе и выдал противнику. Появились вражеские самолеты. Они начали штурмовку, обнаружив нас с первого захода. К нашему счастью, пошел густой дождь. Но все же мой взвод понес потери. На холмике среди болота мы похоронили старого солдата, колхозника-добровольца Мусия.

Не успел еще затихнуть гул самолетов, как наше прикрытие со стороны села подало тревожный сигнал: «Танки противника». Майор Сытник, забрав первую роту, бегом повел ее на помощь прикрытию. Из лесу, куда по болоту бежал мой взвод, навстречу нам раздались орудийные выстрелы. Мы залегли в болотной осоке. Я недоумевал, почему снаряды рвались далеко за нами. Стал прислушиваться к стрельбе. Только я подумал: «Что такое? Это же наши орудия стреляют», как Никитин и Гадючка, лежавшие рядом со мной, почти одновременно радостно воскликнули:

— Наши стреляют!

Да, конечно, наши. Разрывы снарядов блестели среди развернувшихся к атаке немецких бронеавтомобилей, километрах в двух от нас.

Мой взвод, состоявший из одних раненых, вскочив, помчался уже к опушке, из которой стреляли орудия.

— Скорее! Наши!— кричали мне бойцы.

Я бросился за ними.

На опушке между деревьями бойцы кого-то окружили. Когда они расступились, чтобы дать мне дорогу, я увидел Кривулю. Он весь был в копоти и масле, но я издали узнал его по буйно растрепанному чубу и сразу с тревогой подумал о колонне, с которой он ушел.

— Какими судьбами? Что случилось? — спросил я.

— Ничего не случилось,— сказал он и показал на кусты, в которых я не сразу разглядел два танка БТ. — Уже готовы. Едва кончили, как видим — кого-то бомбит немецкая авиация, потом эти броневики... Ну, мы и помогли огоньком.

Как всегда, он говорил так, будто мне должно быть ясно все с одного слова. Я попросил его рассказать толком.

— Очень просто,— оказал он.

Дело было в том, что два неисправных БТ из полка Болховитинова, шедшие в колонне, едва двигались и заводились только с буксира. Один из них, пройдя мост, заглох и закупорил выход. Пока Кривуля возился с ним, помогая завести, колесная колонна ушла далеко. Посоветовавшись с экипажами, Кривуля пришел к выводу, что догнать колонну на первой передаче не удастся, придется двигаться самостоятельно, поэтому и решил: из четырех неисправных танков сделать два боеспособных. Отъехав в лес, они приступили к работе. Перестановка коробок перемены передач задержала их в лесу до нашего появления.

Майор Сытник, отбив атаку броневиков и мотопехоты, дал Попелю возможность закончить переправу и увести отряд в лес.

— Вот и хорошо,— обрадовался Попель, когда я доложил ему о Кривуле.— Соберите в ротах тяжело раненных и посадите «а танки столько, сколько может разместиться на них, и пробивайтесь на Тернополь. Вывезете раненых и доложите корпусу, что отряд продолжает выполнять новую боевую задачу.

Пока я отбирал раненых, роты выстраивались на поляне. Танкисты становились в ряды поэкипажно. Попель с помощью Коровкина поднялся на штабель бревен. Ряды вздрогнули, подтянулись ближе к нему.

— Соратники и друзья,— тихо заговорил Попель,— Сегодня мы идем на восток, но вы запомните эти тропы,— завтра мы проложим по ним на запад широкие дороги боевой славы нашего народа. Пусть вечно живет его слава!

— Ура!!! — тихо, но несмолкаемо долго и грозно несется над поляной.

— Товарищи!—продолжает Попель, подымая кулак.— И без машин мы останемся грозной силой. Рядом в селе Семидубы — немецкий аэродром.— Наша задача разгромить его. Мы будем уничтожать захватчиков всюду, где бы они нам ни попались. За мной, танкисты! — он взмахнул рукой, и ротные колонны зашевелились — одна за другой двинулись в лес, еще не стряхнувший с себя темное покрывало ночи.

Наш путь — в другую сторону. Раненые уже разместились на танках — по двенадцати-пятнадцати человек на машину. Тех, которые сами не могут держаться, пришлось привязать к броне веревками. Люди сидят и лежат на броне так тесно, что танка не видно, со стороны, должно быть, не поймешь, что это за диковинную машину облепило столько людей. Из наших пассажиров твердо держится на ногах только колхозник Игнат. Он уже переоделся в кирзовую куртку Мусия и опоясался его пулеметной лентой. Я поручил Игнату следить, чтобы во время движения кто-нибудь из раненых не свалился с танка. Он ухаживает за ними, как нянька, бегает вокруг машины, одному что-нибудь под голову сунет, другому флягу наполнит водой.

Сейчас мы двинемся в путь — пусть только отряд Попеля скроется в лесу.

— Не могу ехать в госпиталь,— говорит раненный в голову старшина Ворон.— Вон с Удаловым пойду воевать... Счастливо пробиваться,— и он соскальзывает с танка, бежит за строем.