Где-то в селе был штаб Васильева, но где — никто не знал. Всем командовали начальник политотдела Новиков и начальник штаба болховитинского полка Сытник.
Фактически Сытник уже несколько дней выполняет обязанности начальника штаба дивизии. Эта должность перешла к нему сама собой. Начальник штаба самоустранился, растерялся, образовалось пустое место, заполнить надо было немедленно, и майор Сытник сделал это, не ожидая приказа. Вероятно, еще много новых людей выдвинется вот так же — из вторых рядов в первые. Что это за люди? Я не думаю, чтобы они родились для войны, как говорят иногда, просто эти люди с непреклонной верой в успех выполняют свой долг.
— Не везет мне сегодня: два танка из-под меня немцы выбили,— сказал Попель, выслушав доклад Сытника.— Давайте мне «тридцатьчетверку», да заткнем им там глотку,— он кивнул головой в ту сторону, откуда била немецкая батарея.
Через несколько минут в лес ушел «полк» старшины Ворона, команду над которым принял Новиков. «Полк» атаковал батарею из глубины леса. По ракетному сигналу Новикова «Атакую» Попель вскочил на новую «тридцатьчетверку».
Что произошло потом, я и сейчас еще не совсем ясно представляю. Когда, следуя за кормой попелевского танка, мы достигли опушки леса, я увидел дядько Мусия. Он обнимал ствол немецкой пушки и кричал, подзывая к себе бойцов:
— Повернем их, хлопцы, мордою до хозяев, та, может, воны лучше послужат.
Рядом Ворон с несколькими бойцами поворачивал вторую пушку. Никто не обращал внимания на то, что какая-то другая немецкая батарея уже перенесла на нас огонь.
— О товарищи, да тут снарядов на два дня пальбы хватит! — закричал Попель со своей башни.— Новиков! Новиков! — позвал он.— Будешь здесь главным пушкарем. Здесь твой противотанковый узел. Подави стреляющую батарею, а потом крой по танкам наступающим и отступающим. Место важное, смотри же, не пропусти немцев к нам в тыл.
Когда Попель приказал мне мчаться в Пелчу, к Васильеву, сказать, что он сейчас возьмет танки резерва и придет к нему на помощь, у всех немецких орудий стояли уже наши наводчики. Среди них были председатель дивизионного трибунала, начальник особого отдела, прокурор дивизии. Старшина Ворон со своим «полком» занимал оборону вокруг батареи.
Вспомнишь растерянно выглядывавшего из танка начальника штаба дивизии, в поисках которого вечно мечутся связные, начальника дивизионной разведки, который никогда ничего не знает, что делается вокруг нас, и подумаешь: откуда такие жалкие курицы в стае орлов?
* * *Успех, сопутствовавший нам всю первую половину дня, к вечеру оставил нас. Остатки полков Болховитинова и Волкова во главе с Васильевым, вытеснившие было немцев из Пелчи на север, попали под фланговый удар немецких танков, наступавших со стороны Буд несколькими эшелонами, пошли в контратаку и понесли в ней очень тяжелые потери. К вечеру Васильев стянул на опушку леса все уцелевшие танки. Сюда же подошел с резервом и Попель.
Я посматриваю на Попеля и Васильева. Несмотря на тяжелую неудачу, постигшую нас, на их лицах не видно и тени беспокойства. Мне кажется только, что Васильев выглядит как-то торжественнее, а Попель более сосредоточен, чем обычно. Они подготавливают последнюю, решительную атаку.
Танки выстроены в боевой порядок, а за ними в глубине опушки — пехота. Мы ждем, когда слева, из Буд пойдут на нас по чистому полю фашистские танки, чтобы одним быстрым ударом на открытом месте разгромить их и вырваться из сжавшегося кольца на маршрут намеченного рейда. Солнце уже склоняется к закату, а гитлеровцы все медлят.
В эти минуты томительного ожидания узнаем о гибели Волкова. Он убит случайным снарядом во время рекогносцировки, когда наблюдал в бинокль за перегруппировкой немцев. Это печальное известие делает ожидание боя еще более тягостным. Наконец, с северной стороны, из-за Пелчи, доносится оглушительный орудийный гул, и ему откликается такой же гул с юга. Перед нашей опушкой земля поднимается в воздух, падает, и в лучах заходящего солнца кажется, что это с неба падают кровавые потоки.
— По пустому месту бьют, для страха,— ободряет меня Никитин.
Нет, это не для страха, это заградительный огонь против нащей атаки. Вон под прикрытием его с обеих сторон вышли немецкие танки. Немецкая артиллерия переносит огонь в глубь леса.
— Вот она, последняя и решительная! — с праздничной торжественностью говорит Васильев, взбираясь на танк, и дает сигнал: «Сбор командиров — ко мне».
Не знаю, кажется ли мне это сейчас, когда страшное уже совершилось, или действительно мое сердце тогда сжалось в тоскливом предчувствии.
— Николай Кириллович,— впервые при мне Васильев назвал Попеля по имени и отчеству,— хочу не только задачу поставить, хочу говорить с теми, кто, может быть, не вернется.
— Говорите, Иван Васильевич,— тихо сказал Попель, и я, услышав в его голосе необычную интонацию, подумал: «Как хорошо, что все мы понимаем друг друга».
От дальних машин к группе, отступившей танк комдива, спешат и танкисты и пехотинцы. Стройная фигура Васильева в черной кожаной форме танкиста точно срослась с башней. С флажками в руке, простертой к угрюмо несущейся на нас лаве немецких танков, озаренного последними лучами солнца,— таким я буду, помнить его всю жизнь.
— Танкисты! — раздается его сильный и ровный голос.— Смотрите, вот он враг, который идет поработить советский народ. Честь отчизны — наша честь. В этот решительный час постоим за нее, как стояли наши отцы. За наше правое дело! Ура!
— Ура! — подхватывает Попель, который уже рядом с Васильевым.
— Ура! — кричим мы снизу.
Эхо нашего могучего «ура» катится по ровному полю навстречу наступающему врагу. Попель командует:
— Развернуть знамена!
Бежим к машинам. Над тремя башнями взвиваются знамена. Кто-то на бегу кричит:
— Ура нашим командирам! — и снова перекатывается далеко-далеко боевой клич русских людей.
Слышишь ли ты нас, Родина?..
Васильев ведет в центре боевого порядка три последних КВ. Его машина — впереди. За ней — танк со знаменем дивизии. То же самое в полках: танки-знаменосцы следуют за командирскими. Попель опять на Т-34 — где-то на фланге.
Частый огонь противника напоминает
