Гитлеровцы не прекращают минометно-артиллерийского обстрела наших исходных позиций. В глубине леса, по поляне, находится медицинский пункт дивизии, организованный дивизионным врачом, вся аптека которого помешается в одной сумке. Он и фельдшер, он и хирург. Остальные медики были во втором эшелоне тыла дивизии, не сумевшем пробиться к нам. Этому неутомимому молодому врачу уже три дня подряд подвозят и подвозят раненых и обожженных бойцов и командиров со всех участков нашей обороны. Около сотни их уже лежит под развесистыми деревьями поляны на подстилке из веток. Тихо здесь. Лишь изредка раздается приглушенный стон или кто-нибудь позовет санитара, роль которого выполняет механик в измазанном комбинезоне или башнер сгоревшей машины. Раненые не спрашивают, будут ли целы их руки, ноги, они интересуются лишь обстановкой.

— Наши держатся еще?— спрашивает то один, то другой проходящего мимо врача.

— Держатся, товарищи, держатся. И здорово фашистов бьют,— ободряет их врач.

Иду мимо них. С тихим стоном приподнимается закопченный, весь в бинтах танкист. Он спрашивает меня:

— Товарищ командир, есть у нас снаряды и горючее или уже нет?

— Есть. Еще хватает,— отвечаю я.— Не беспокойтесь, товарищи, ночью идем на прорыв, всех вас вывезем в госпиталь.

Выйдя на южную опушку леса, я подошел к танку, из-за которого Васильев и Попель наблюдали за противником, затихшим на ночь.

— Товарищ бригадный комиссар, — оторвавшись от бинокля и повернувшись к Попелю, сказал Васильев,— теперь слово за вами. Время.

— Начинайте,— кивнул головой Попель.

Телефонисты бешено завертели ручки аппаратов, вызывая командиров батальонов.

— Волков! Фролов! — кричит в трубку Попель.— За правое дело! За Родину! Вперед!

А из башни КВ ему вторит Васильев:

— За наш народ! Вперед!

На вершинах деревьев гаснет последний отсвет кровавой зари. От края и до края нашего леса вместе со стелющимся вечерним туманом отделяется и ползет неровная линия кустов. Это наши замаскированные танки с тяжелым батальоном Волкова на левом фланге пошли в атаку курсом на село Птыча.

Васильев со своим замполитом Немцевым садится в КВ. В другой КВ садится Попель.

— Вперед, четвертая передача, быть в голове!— командует Васильев своему механику и нам.

Садясь в машину, я слышал, как Немцев говорил Васильеву: что не к чему командиру дивизии лично ходить в атаку.

— Знаю, знаю,— сказал Васильев,— но сейчас каждая пушка должна стрелять.

Я старался держаться рядом с танками Попеля и Васильева и, прикрываясь ими, опередил отставшие Т-26 и развернувшийся в атаку резерв безмашинных танкистов.

В танкисте, увернувшемся из-под носа БТ, узнаю старшину Удалова. Со шлемом в левой руке и наганом в правой, в развевающейся куртке Удалов бежит широкими скачками, а впереди него с винтовкой наперевес стремглав летит рядовой Скачков. Он выслуживает право на ношение формы. Увидев меня, Удалов радостно машет шлемом, просит остановиться. Я беру его, Скачкова и еще нескольких безмашинных танкистов десантом на свой танк.

— Нет, пусть лучше убьют на танке, чем так бежать без единого выстрела,— задыхаясь, говорит мне Удалов и тут же поучает Скачкова: — В бою следить за командиром, а не лететь сломя голову — задохнетесь, не добежав до противника.

Прибавив газ, догоняю Т-26, идущий рядом с КВ Попеля. В его командире узнаю лейтенанта Фролова. Заметив меня, он весело показывает большой палец.

У нас, на правом фланге, тихо, тогда как на левом фланге тяжелые танки под командой Болховитинова ворвались на северную окраину Птычи и ведут бой.

Киваю Фролову и в тот же миг замечаю перед собою выходящие на огневые позиции вражеские орудия. «Двести метров»,— думаю я, но не успеваю выстрелить — навстречу нам от крайних хат отделяется с десяток немецких Т-4.

«Противник справа»,— выбрасываю сигнал. В то же мгновение башня Фролова, успев развернуться, открыла огонь. Вспыхнул ближайший немецкий танк. Припав к прицелу, стреляю по другому, вышедшему из-за хаты. Почти одновременно навстречу блеснуло пламя выстрела. «Фашист промазал»,— мелькает в голове. Спешу добить его вторым снарядом. Вижу, как одновременно из башни и борта немецкого танка брызжет сноп искр. «Кто-то помог,— думаю я и выглядываю из башни: — Фролов». Его машина идет рядом. Немецкий танк пылает, но и немец не промахнулся: танк Фролова дымит, у него отбита пушка. Он несется на выскочивший из-за сада третий немецкий танк, всей силой с разбегу ударяет его в угол тупого носа. Струя дыма, и машина Фролова вспыхивает пламенем. Из нее никто не выскакивает. Из танка противника тоже. Его башня, съезжая набок, открывает еще один немецкий танк. Вижу, что тот спешит уйти за прикрытие, стреляю в него.

— Справа, за изгородью, разворачиваются два орудия. Скорей, не то расстреляют комдива! — кричит над ухом Удалов.

Я еще плохо понимаю, что он хочет от меня, но уже чувствую, что секунда промедления — и будет поздно.

Должно быть, от страшного напряжения все впереди меня как будто озаряется светом, и я отчетливо вижу в нем два длинных ствола зенитных пушек. Кричу команду Миките, и мой танк бросается на ближайшее орудие.

Мне кажется, что прошла вечность, прежде чем взметнулся плетень, и я почувствовал удар носа танка о пушку. В то же мгновение я увидел спрыгнувшего с моего танка Скачкова; когда мы развернулись против второй пушки, Скачков уже побежал к ней. Артиллерист, стоявший за орудием, сверкнул ему навстречу очередью огоньков. «Из автомата»,— понял я. Одной секундой позже я увидел Удалова и еще одного безмашинного танкиста, прыгнувших к орудию. С помощью им я опоздал.

— А что Скачков? — спросил я, когда Удалов прибежал назад.

— Не успел я бросить гранату, как он уже у орудия был. Вот и пропал,— мрачно сказал Удалов.

Стрельба утихает. Догоняю КВ Васильева уже на южной окраине села. Позади нас в сгустившихся сумерках факелами горят разбитые танки. Немцы убежали на юг, за село Верба. Задача выполнена. Переправа через Икву, хотя и разрушенная врагом, в наших руках.

Колонна колесных машин бессильно уперлась в болотистый берег реки Иквы. Когда я со своей группой танков подъехал к разрушенному мосту, здесь уже закипела работа. Попель приказал к двум часам ночи переправить колонну на восточный берег.

На стройку моста брошены все, кроме бойцов прикрытия и