Чувствую, что меня тянут за ноги, как будто железным скребком дерут затылок, слышу, что кто-то кричит: «Вай... вай», просыпаюсь. Это вернувшийся из разведки Кривуля будит меня. Оказывается, колонна немецких бронемашин на большой скорости, приближается к Бялогрудке. Бегу к штабу. Издали слышу голос Васильева.
— Спокойнее, спокойнее! — приказывает он кому-то.— Контратакуем моими КВ с южной окраины села.
— БТ тоже! — крикнул он мне уже на бегу.
Спустя пять минут выхожу со своей ротой на южную окраину Бялогрудки. Немецкая колонна движется по дороге. До нее около километра. Ясно различаю мотоциклы с прицепами, тяжелые бронемашины, за ними идут легкие.
Подходят КВ Попеля и Васильева. Они останавливаются в саду, правее нас. Васильев неотрывно рассматривает в бинокль немецкую колонну.
— Не шевелиться! — приказывает он, потом подзывает меня к себе и ставит задачу; на максимальной скорости вырваться к хвосту вражеской колонны и прижать ее с тыла к лесу.
Чтобы развить максимальную скорость, отвожу свои машины назад, за дома. С нетерпением наблюдаю, когда же взовьется над танком Васильева красный флажок — сигнал к атаке. Вижу, как задымились выхлопные трубы КВ. Заводим моторы. С трудом сдерживаюсь, чтобы не дать команду: «Вперед!» Но вот КВ тронулся с места. Васильев опускается в башню и дает сигнал. Взвыв моторами, развивая скорость, наши танки вырываются из-за дома к роще.
Гитлеровцы провожают нас недоумевающими взглядами. Внезапностью появления и движением без огня мы выигрываем время и достигаем хвоста колонны раньше, чем немцы соображают, что это мчатся советские танки. Только теперь открываем огонь. Снаряд за снарядом посылаем с такой скоростью, какую мы с Никитиным можем дать. Гадючка снизу ободряюще кричит нам:
— Дай ему! Готов! Следующий справа. Ага, готов!..
Оглядываемся назад. Далеко позади, вторя нам басами своих орудий, движутся два КВ Васильева. Тяжелые трехосные пушечные броневики фашистов в панике спешат сойти с дороги. Не отстреливаясь, рассыпаются они по опушке, как испуганные тараканы из-под поднятой половицы. Отрезая дорогу для отхода назад, мы огнем подгоняем их к лесу.
Одна за другой вспыхивают немецкие машины, поле затягивается отвратительно пахнущим масляным дымом. Трехосные тяжелые броневики, достигнув леса, уперлись в него. Им не пройти между деревьев. Лес встречает их орудийным огнем сорокапятимиллиметровок. Это артиллерийский взвод нашего разведбатальона подоспел па помощь. Танк Васильева на всем ходу ударяет носом немецкий броневик. Тот переворачивается, а КВ всей тушей, задрав нос и пушку вверх, взбирается на него и, не успев перевалить, с треском оседает. Броневик раздавлен, как пустая яичная скорлупа.
— Ого! Вот это пресс! — смеется Никитин.
Немногим вражеским машинам удалось спастись. Открыв люки, солдаты выбрасывались на землю и старались ползком прорваться сквозь наше огневое кольцо. По документам убитых установлено, что нами разгромлены подразделения разведывательного батальона 12-й танковой немецкой дивизии.
* * *Васильев послал меня с приказом к Болховитинову, полк которого занимал оборону в Трытынах. На обратном пути, подъезжая к лесу, где стоял со своим штабом Попель, я услышал позади пушечные выстрелы и, оглянувшись, увидел, что следовавший за мной танк Зубова остановился и экипаж забрасывает корму горящей машины землей. Зубов сигналит мне: «Противник сзади».
В двух километрах от нас, севернее Бялогрудки, разворачивались в боевой порядок немецкие танки силой до полка. Нас обстреляла их разведка.
Взяв танк Зубова на буксир, мы потащили его в лес. На КП Попеля и Васильева окружала группа командиров, возбужденно, наперебой рассказывавших о перипетиях боя с вражескими броневиками. Я доложил о появлении танков противника. Попель сейчас же бегом кинулся к опушке, крикнув на ходу:
— Хлопче, за мной! Показывай!
Все командиры выбегают на опушку. Невдалеке рвутся бомбы. Попель, не обращая на них внимания, наблюдает в бинокль за развертыванием немцев.
— Как только отбомбят, танки пойдут на нас атакой,— говорит он, точно радуясь этому.
Немецкие танки разворачиваются на высотках со стороны Бялогрудки, в двух километрах левее Трытыны. Но из Трытыны их, должно быть, не видно: буйные сады и кудрявая роща на южной окраине села закрывают Болховитинову обзор. Значит, его два батальона, стоящие там, не придут нам на помощь.
— Это, друзья-товарищи, не броневики,— опуская бинокль, говорит Попель, оборачиваясь к нам.— Это, братцы, главные силы немецкой танковой дивизии. Лесом из Буд пришли, черти!
— Ну, и хорошо! — заключает Васильев,— Чем больше их в поле, тем веселее нам, не нужно будет бегать за ними по дорогам.
— Оце добре! Дуже добре сказано. Эх, полковых танков здесь нет, сюда бы их! — мечтательно говорит Попель.— Вы что же предлагаете — контратаковать? — спрашивает он Васильева.
— Нет, атаковать! — с улыбкой отвечает Васильев.— Ударить с левой. Народ говорит: «Когда Иван-левшак бьет, не всякий даже крещеный выдерживает».
Он приказывает адъютанту привести сюда все танки, стоящие у КП, и расставить их вдоль опушки. «Что он задумал?» — я пытаюсь разгадать его замысел. Васильев подзывает меня.
— Вот вам письменный приказ. Живым или мертвым, но вручите его подполковнику Болховитинову. Срок — пятнадцать минут. Передайте устно: как только гитлеровцы двинутся на меня в атаку, пусть ударит им во фланг. В бой ввести два батальона.
— Да пусть не оглядывается назад, что у него мало!..— уже вдогонку мне кричит Попель.
Опять мелькают домики и сады разбросанного села Трытыны.
— Где немцы? — читая приказ, спросил меня Болховитинов.
— Там,— показал я на южную окраину села.
Болховитинов приказал своим комбатам снять оба батальона с обороны и вывести в сады южной окраины, где он будет их ждать.
— Едем туда! — предложил он мне, вскакивая на свой КВ.
Жарко, тихо. Только издалека доносится приглушенный расстоянием шум моторов.
Оставив танки в саду окраинной хаты, взбираемся на ее соломенную крышу. Отсюда видим весь боевой порядок противника.
Немцы идут в атаку двумя эшелонами, построенными шахматным порядком. Я смотрю на это точно рассчитанное движение, и мне кажется, что кто-то невидимый, скрытый завесой пыли и дыма, передвигает по полю огромную шахматную доску.
— Не менее двухсот танков,— говорит Болховитинов.
Холодок пробегает по коже. Беспокойно оглядываюсь назад, на село. Где
