— Видел. Он на левом фланге, за высоткой, у кустов. Там он таких шесть штук разбил.

— Гей, хлопцы! — крикнул Кулеба своему экипажу,— Шатохин шесть штук разбил, а приедет — скажет, что сто шесть.

Все рассмеялись, Кулеба спрыгнул на землю и, глядя на догорающий немецкий танк, спросил меня:

— А не знаете ли вы, что это за танк?

— «Рейнметалл».

— Был «рейнметалл», а теперь стал металл. Так и будем их переделывать... Согласен со мной, старшина фронта? — обратился он к своему танку и любовно похлопал его по башне.

Пожелав им счастья, мы двинулись дальше. У Ситно снова разгорелся бой, в небе появилась немецкая авиация.

Смогут ли наши тылы подтянуться к Дубно, не окажется ли наш передовой отряд отрезанным от корпуса?

Из головы не выходит мысль о потерянных БТ. Нет, нельзя пехотинцам, танкистам, артиллеристам, летчикам воевать врозь, как мы сейчас воюем. Вспоминаю первый день войны, батарею Кривули, спасшую моих «малюток» — вот урок взаимодействия!

С неприятными известиями возвращаемся мы в штаб отряда. Противник явно повернул на юг, отрезает нас от Рябышева. Немецкая тяжелотанковая дивизия, выйдя к реке Сытенка, заняла оборону,— вероятно, хочет преградить корпусу дорогу к нам. Рябышев пробивается с одной дивизией Мешанина, ведет бой за Ситно. Мехдивизия Герасимова пытается наступать самостоятельно в десяти километрах правее. Только одному батальону пехоты и гаубичному дивизиону артполка удалось пробиться в нашем направлении — они на подходе к селу Верба, где я застал штаб отряда.

Нас тут ожидали тоже неприятные известия. Пока я ездил в штаб корпуса, гитлеровцы массой тяжелых танков атаковали нас на южном участке и перебили наше прикрытие в Иване-Пусте — ушел только один танк.

Попель превратил в пехоту автомобильный батальон, ремонтную роту и экипажи танкистов, потерявших свои машины. Благодаря этому отряд смог, не рассредоточивая тапки, занять круговую оборону, прикрываясь с тыла рекой Иквой, а с фронта сильным боевым охранением.

Кривулю я не застал — он отправился с ротой в разведку и должен вернуться из нее в район Бялогрудки, куда передвигается штаб отряда.

Вот и Бялогрудка. Штаб остановился на опушке леса.

На пыльной дороге через ржаное поле мы увидели большое стадо свиней. В багрово-золотистой дымке взбитой пыли медленно плелись породистые иоркширы с запавшими боками, измученные переходом и жарой. Один из гнавших стадо, крестьянин лет пятидесяти, в жилете, надетом поверх полотняной сорочки, скинув фетровую шляпу, поздоровался со мной.

— Будь ласка, товарищ командир, скажить нам, чи не возьмете наших свиней на мясо? А то вси воны запалятся, передохнуть.

— Почему же передохнут? — спросил я.

— А тому, що вже другий день нияк не пиймаем хоч яку воиньску часть. Сегодня в ночи мало нимци не забрали. Ще одного такого дня, як оце був, воны не выдержать.

Я подошел к полковому комиссару Немцеву и доложил ему просьбу колхозника, добавив, что экипажи сегодня не ели, кухни же неизвестно когда придут.

— Нельзя,— коротко ответил он.— Крестьяне увидят, подумают, что мы мародерством занимаемся. Вот что,— сказал он подошедшему колхознику,— можете гнать стадо не торопясь, мы вас прикрываем.

— Як хочете, а сподручнише було б скотыни попасть до нашего войска. За охрану же спасибо,— накинув высоковерхую шляпу с отвисшими полями, колхозник зашагал в голове стада по дороге на Кременец.

Жаль, не плохо бы подкормить экипаж.

В ожидании, пока Микита раздобудет чего-нибудь поесть, я вышел из леса. Несколько суток уже без сна. Тело одеревенело, стало, как чурбан, а все вокруг казалось необыкновенно ярким. Перед глазами — масса пшеничных колосьев, и каждый колос выделяется, как будто он один здесь на большом поле. На некоторых колосках чернели жучки кузька. Я машинально сбивал этих вредителей и вдруг услышал совсем рядом голос полковника Васильева:

— Вы рассуждаете, как Куропаткин о взятии деревни Сандепу.

Васильев сидел у дороги, на краю пшеничного поля, и торопливо ел мясные консервы.

— Читали сей знаменитый труд неудачливого царского полководца? — спросил он стоявшего перед ним начальника разведки.

— Не приходилось, товарищ полковник,— ответил тот.

— Неужели? — удивился Васильев,— А я думал, что вы докладываете мне о противнике по этому классическому образцу. Обязательно прочтите сей исторический труд. Надо знать уроки прошлого.

— Слушаюсь, товарищ полковник, при первой возможности прочту,— выпалил озадаченный начальник разведки.

— Учтите только,— продолжал Васильев,— что Куропаткин деревню взял, но войну-то проиграл.

Начальник разведки выглядел совершенно обалдевшим.

— Учту, товарищ полковник,— сказал он.

— В таком случае не пичкайте меня всевозможными возможностями и предположениями и давайте мне точные данные о противнике. Слушая вас, можно подумать, что противник везде.

Я услышал стрекот мотоциклов. Спустя мгновение из-за поворота дороги выкатился немец-мотоциклист. За ним в длинном облаке пыли мчались другие мотоциклисты. Всех их было десятка полтора. Первый, увидев на краю поля советских командиров, резко затормозил и прокричал:

— Рус, сдавайся!

— Сейчас! — весело ответил Васильев, поставив банку на землю.

Гитлеровцы спрыгнули с мотоциклов. Васильев медленно поднимался. И вдруг, выпрямившись, выбросил вперед правую руку с автоматом, ударил из него и сейчас же ударил из другого автомата, оказавшегося в левой руке. Только после того, как оба автомата, из которых стрелял Васильев, замолкли, начальник разведки выхватил из кобуры пистолет и тоже начал стрелять. Один свалившийся с мотоцикла немец побежал по дороге назад, остальные или лежали или старались сползти с дороги.

Васильев взмахнул автоматом, точно хотел ударить начальника разведки, но, не ударив, бросил автомат на землю.

— Извольте догнать! Вернуть! — прокричал он.

Начальник разведки, я и еще несколько выбежавших из леса танкистов кинулись за уцелевшим немцем, но догнать его не удалось — он скрылся в пшенице. Когда мы вернулись, Васильев сидел на прежнем месте и доедал консервы.

— Возьмите свой автомат. Хорошо хоть, что он мне попался под руку,— холодно-спокойно сказал полковник.

Мне он ничего не сказал, но я чувствовал себя не лучше начальника разведки. Как это могло случиться: Васильев бил с двух рук, а мы стояли в растерянности?

Микита принес из села достаточное количество разной