Прицельный огонь вражеской артиллерии по порту вынудил командующего отдать приказ о взрыве Воронцовского маяка. Стоя у ворот порта, он служил врагу прекрасным ориентиром, но говорят, не один черноморец заплакал горькими слезами, когда саперы взорвали этот маяк.

По порту бьет не меньше дивизиона. Ночью порт непрерывно обстреливается методическим огнем. Артобстрел по портовым воротам сменяется артобстрелом по причалам. Наши транспорты уже приноровились к этой очередности. Переждав налет по портовым воротам, суда быстро проскальзывают в них. Следующий налет обычно бушует сзади, далеко за кормой.

Из окон штаба мы без труда различаем в бинокли разрывы наших снарядов на Дофиновских высотах. Вполне понятно, что и большое здание штаба не могло не привлечь внимания артнаблюдателей противника. Угол дома уже разбит снарядом. Теперь, приезжая в свой отдел, я нередко застаю всех его работников в щелях, вырытых в институтском садике.

Военный Совет приказал начать постройку командного пункта под землей. Вход в объект «А», как у нас называют строящийся подземный штаб, будет через подвал здания техникума, в котором сейчас помещается Военный Совет. Саперы выбрасывают из подъезда этого здания массу земли, затаскивают в подвал строительный материал. Говорят, что служебные и жилые помещения штаба сооружаются на полукилометровом удалении от входа и на шестидесятиметровой глубине. Но в каком направлении от подъезда, из которого выбрасывается земля, строится подземный штаб, никто из нас не знает. Мы предполагаем, что для него будут использованы ближайшие катакомбы.

Обстреливается город и с запада, со стороны села Дальник, но оттуда огонь ведется по карте, не корректируется наблюдателями.

После ожесточенных воздушных бомбежек артиллерийский обстрел большого впечатления ни на кого не производит. Проезжая через рынок Привоз, я наблюдал такую картину. У магазина стояла очередь за овощами, которые теперь завозятся только попутно армейскими машинами, когда они идут в город с передовой. Начался артналет. Первый снаряд упал в хвосте очереди и свалил несколько женщин. В одно мгновение вся очередь вбежала в здание, унеся с собой раненых. Три следующих снаряда разорвались возле магазина. Потом снаряды стали перелетать через здание, и женщины сейчас же высыпали из подъездов и ворот и опять встали в очередь.

Во время артиллерийских и воздушных налетов по району завода мы обыкновенно укрываемся в сборочных шахтах под днищем танков.

— Ото тягу дали… Як та шкапа, которой я пид хвост шкипидаром подмазал, — смеется Микита, втискиваясь в уже переполненную людьми шахту.

— А вы что, товарищ старшина, ветеринаром были? — спрашивает его кто-то.

— Не я, а дядька мий був вроде ветеринара. Учил меня на помощника, да не выучил — шкипидар подвел… Я тогда ще школяром був, у пятом классе, — начинает рассказывать Микита. — Колхоз в селе уже организовался, но между прочим горемычил один индивидуал. Весной подывился он на поле, бачит, шо люди гуртом сеют, ну и одолела его тоска, решил тоже в колхоз вступать. Заявление у него берут, пожалуйте, а вот кобылу его конюх и на порог конюшни не пускает, кажет, шо це шкапа заразит колхозных коней клещами. Индивидуал бежит к моему дядьке, просит: «Вылечи бисову шкапу». А шкапа стоит чуть дыше, повисыла уха, да блыстыт ребрами, як дробина щаблями. Дядька пидойшел до нее, колопнул струпья и пытает меня: «Шо це такэ?» «Кароста» — кажу. «О то правильный диагноз, — кажет вин. — Ну, промой, потом смажем».

Где-то рядом с цехом один за другим рвутся тяжелые снаряды. Микита замолкает, прислушивается к разрывам, от которых вздрагивает стоящий над нашей шахтой танк, говорит:

— Калибр сто пятьдесят, — и продолжает свой рассказ:

— Процедура мени знакомая, но погорячился и банку перепутал. Дядька чует, як будто сосной запахло, кажет: «А ну, что за промывание?» — и носом над банкой шмыг. А я в тот момент як раз шкапу пид ритницей мазнул. Дядька вскрикнул: «шкипидар!» и тут же на землю повалился — шкапа его лягнула и ногу перебила. Не стерпела шкипидару, бисова шкапа! Як подпрыгнула, хвост трубой и с места галопом — ниякие изгороди задержать не могли, пока в луже не поскользнулась.

Обессилев от смеха, люди валятся друг на друга. Механик-водитель Нико Барташвили кричит:

— Что такое шкапа? Это слово не понимаю, объясни, пожалуйста.

Микита объясняет:

— Шкапа — це главная фигура крестьянского хозяйства в доколхозный период, одна лошадиная сила. Як та шкапа утонула в луже, я взял прямой курс на механизацию… Да, — вздыхает он вдруг. — Механизация, а вот по радио читали статью якого-то письменника об уличном бое, так цей письменник представляет себе уличный бой, як Александр Невский.

Микита возмущался тем, что автор этой статьи рекомендует использовать в уличных боях камни и кирпичи, а о танках ничего не говорит.

Ночью из осиповского полка сообщили, что Никитин с двумя танками своего взвода остался в тылу противника. Минут через сорок после получения этого известия я примчался на мотоцикле к развилке железных дорог восточнее Корсунцы — на наблюдательный пункт Осипова.

Полковника не было тут. Он еще днем уехал на командный пункт начальника сектора, а оттуда его вызвал к себе контр-адмирал. В темной норе блиндажа, вырытого в железнодорожной насыпи, сидели комиссар и начальник штаба. Между ними стоял фонарь «летучая мышь». Оба были взволнованы, без конца пили воду. хотя ночь была холодная, лил проливной дождь. Митраков в отчаянии ругал и себя, и начальника штаба, а тот только вздыхал и поддакивал.

Вот, что они рассказали мне. Часа три назад, уже в темноте, гитлеровцы без артподготовки пошли в атаку и вновь захватили только что отбитый моряками совхоз Ильичевку. Воспользовавшись тем, что моряки клином врезались в их оборону, гитлеровцы ударили справа, прорвались в кукурузу и с тылу обрушились на батальон в то время, когда тот отбивал атаку с фронта. Завязался рукопашный бой. Моряки засели в домах. Гитлеровцы стали подтягивать батальонные орудия. Тут и появился Никитин со своим взводом танков. До этого он поддерживал 2-й морской полк, командир которого и послал его на помощь Осиповцам, услыхав о свалке, происходящей на их участке. За Никитиным в поселок совхоза ворвался Митраков с резервом, но дальше первых домиков он не смог пробиться. Под прикрытием танков все осажденные в домах моряки отошли к резерву, а