Все мы смотрим вслед «пикапу».
— О, це генерал! — восхищается Микита.
Это был генерал-майор Орлов, о котором мы уже много слышали: старый солдат, горячая душа, кавалерист на машине. Он участник гражданской войны.
Спустя полчаса командир полка майор Захаров, проводив генерала, взбирается на мой танк. Он поднимает к глазам бинокль и говорит:
— Беляевка сдана. Полк имени Степана Разина отбил три атаки, а после четвертой отошел.
Это самое страшное, что я слышу за последние дни. Одесса с ее шестисоттысячным населением осталась без воды. С недоверием смотрю я на майора. Непомерно большая для него стальная каска в чехле сползла на затылок, обнаружив целую копну светлых волос.
— И водокачка? — спрашиваю я.
— Да, и водокачка, — спокойно подтверждает он.
Между потрескавшихся губ майора блестит полоска золотых зубов. Мне холодно становится от этого равнодушного блеска. А майор Захаров безмятежно слушает доклад штабного командира, принесшего ему на подпись оперативную сводку, дает указание об усилении первого, резервного батальона за счет третьего десятью бойцами.
«Чорт возьми, у него под ногами горит, а он приводит в порядок свои костыли!» — со злостью думаю я и говорю:
— Это что, товарищ майор, те десять человек, которые решат судьбу города?
Майор с удивлением смотрит на меня сверху вниз. Каска сползает на его глаза, он вскидывает головой, и каска опять перекатывается на затылок.
— Меня тоже, товарищ танкист, волнуют мировые события, но приходится думать и о полковых: они должны итти своим чередом, — говорит он с усмешкой. — Всегда ко всему быть готовым — такова, брат, наша простая солдатская философия… И насчет десяти человек вы не правы. Моя философия говорит, что это — большая сила. Вот в Тираспольском укрепрайоне…
Мне помнилось, что я слышал уже о майоре Захарове, но где и что слышал, не мог вспомнить, пока он не упомянул о Тираспольском укрепрайоне. Тут в памяти сразу всплыл младший лейтенант, приехавший на Январку, чтобы отремонтировать свою зенитную установку. Это от него я слышал о батальоне майора Захарова.
— Вы, кажется, командовали там? — спросил я.
— Было дело, — ответил он.
— Значит, слышал уже о вас, — сказал я.
— Возможно, — согласился он. — От той славы не отрекаюсь. Немцы мешками с песком блокировали все мои пульточки, но ни один пулеметчик не сдался. Только два расчета пробились к своим, остальные все погибли… Да, — вздохнул он, — о хороших делах быстро разносится весть по нашей земле, но и о плохих молнией пронесется. Вот сдала дивизия водокачку, теперь с обратной стороны прославимся.
Микита, забивавший для маскировки пробоину в танке деревянной пробкой, стал прислушиваться к нашему разговору. По взглядам, которые он бросал то на меня, то на майора, я видел, что ему хочется подать свой голос. Наконец, он не выдержал, подошел ко мне и, показав глазами на мою полевую сумку, — я только что сунул в нее свою тетрадку в черной клеенчатой обложке — громко сказал:
— Товарищ командир, а не лучше ли вовсе не упоминать в вашем журнале боевых действий, что мы сегодня воевали совместно с дивизией, сдавшей Беляевку? Если можно, будьте добры, зачеркните дивизию…
Батальон, выделенный в резерв командира дивизии, уже готов к передвижению. Видимо, и нам предстоит движение к центру дивизии. Боевого приказа мы еще не получили, но наш механик-водитель Ванюша Заогородний уже предчувствует жаркое дело. Он оставил котелок с запоздавшим сегодня завтраком и с тоской посматривает на него, лежа на животе в короткой полуденной тени хаты.
— Не пойму, на шо тоби надо так мучиться? — спрашивает Микита.
Он подсаживается к Ванюше, зажимает свой котелок между колен и начинает с жадностью поглощать жирную мясную кашу. Ванюша переворачивается на бок и жалобно вздыхает.
— Що це за азиатская пытка? — уже с раздражением спрашивает Микита.
— Азиатская, говорите? — переспрашивает Ванюша. — Верно, было со мной это в Азии, — и он рассказывает об одном случае, который произошел с ним на Халхин-Голе. Он был тяжело ранен в живот и выжил только благодаря тому, что постился перед боем, как его учил один старый солдат.
— Вот и сейчас, как заговорили о бое, что и съел — в желудке зашевелилось, — сказал Ванюша.
— Чули? — спрашивает меня Микита. — Хлопцу на психику подействовало, а вин на живит звертае.
* * *В район Беляевки ушел уже один из батальонов майора Захарова, ушли туда и эскадроны кавдивизии, тоже снятые с нашего участка. Вот-вот и мы должны получить приказ о передвижении к Беляевке. В этот момент напряженного ожидания мимо наших замаскированных в садике машин быстро прошел кто-то в танкистском комбинезоне и шлеме. Он шел со стороны города, направляясь в глубь села, где все еще продолжали залпами рваться мины. Я велел Миките окликнуть его, вернуть, сказать, что наши тылы уже выехали из села.
Микита, глядя вслед шагавшему танкисту, сказал мне:
— Голова во все стороны ходит, а очи соколиные не бачат нас.
Искусство маскировки — гордость Микиты, и он не упустит случая похвалиться им.
— Нехай ще немножечко пройдется, — говорит он. — По походке кажется, шо
