— Король готов рассмотреть этот вариант, — без тени злорадства или намека на шутку озвучил свою мысль советник.

— Ты же не позволишь такому достоянию прозябать в какой-нибудь дыре? — возмутился ректор, неспешно поднимаясь со своего места.

— Достоянию? — открыто фыркнул отец Арниэра, бросая на меня пренебрежительный взгляд. — Всего лишь слабая девчонка, неспособная дать отпор и куче Отступников. Она с легкостью может стать причиной возвращения Амелии, им всего лишь требуется ее тело.

Метнув взгляд на советника короля, обомлела. Как так «всего лишь ее тело»? Ни кровь, ни волос, ни магия мироздания? Я — всего лишь потенциальный сосуд?

— Это не доказано, — строго молвил ректор, и его взгляд потемнел от недовольства. Обычно я представляла его милым старичком, но сейчас в нем чувствовалась волевая хватка.

— Почти доказано, — отозвался не менее сурово Рейнард, сжимая кулаки.

Закусив губу, я постаралась слиться с окружающим интерьером. Напряжение между этими двумя нарастало, и причина оставалась совершенно неизвестной.

— Король дает девчонке неделю на то, чтобы убраться от греха подальше, — припечатал отец Арниэра, плотно стиснув зубы. — В противном случае придется прибегнуть к крайним мерам.

— О, ты любишь крайние меры, — ехидно усмехнулся старичок, однако на морщинистом лице не отразилось ни тени радушия или веселости.

— Только когда они необходимы, — отрезал коротко советник короля.

— Полагаю, — вмешался в спор молчавший все время куратор, — на этом разговор окончен?

Оба собеседника обернулись на него, и, в то время как лицо ректора академии потеплело, во взгляде отца Арниэра оставалась ледяная сталь.

— Решение короля обжалованию не подлежит, — сухо отозвался Рейнард, даже не глядя более на меня. — Можете считать это указом. Если девчонка с магией мироздания не уберется из академии в ближайшее время, ее объявят вне закона.

У меня все внутри похолодело. Мне уже с трудом удавалось удерживаться от того, чтобы не расплакаться прямо на глазах у столь высокопоставленных лиц.

Как так получилось, что из жертвы я оказалась обвиняемой? Причем, обвиняемой во всех смертных грехах? И да, в глубине души я понимала, что, когда против одного настраивается целая толпа, доказать что-либо крайне сложно, но ведь я всего этого не просила!

— Иногда я тебя не понимаю, Рейнард, — устало вздохнул ректор, вновь сгорбившись и превратившись в самого обычного старика, замученного жизнью.

Отец Арниэра, вскинув одну бровь, с оттенком сурового непонимания глянул на пожилого мужчину.

— За что ты злишься на меня? — прямо спросил он, так, будто до этого у него никогда не имелось такой возможности.

Карнелис, приблизившись к ректору, попытался было прекратить этот разговор, однако Филлис мягким жестом попросил куратора не вмешиваться.

— Ведь это ты собственноручно отправил мою внучку на казнь, — траурно завершил он, и мне вдруг стало совсем не по себе.

Мать Арниэра — внучка ректора Нелейской Академии?

Сердце с какой-то жалобной болью ударилось о грудную клетку, и я, и без того деморализованная недавними новостями, оказалась совершенно выбита из колеи. И ведь это действительно много объясняло: их вражду, ненависть советника к ректору и академии в целом, его редкие сюда визиты. Но каково же тогда самому старичку?

Повисла тяжелая пауза, и мы с Карнелисом явно ощущали себя в этой комнате лишними. Не нам нужно слышать такие речи, и не нам делать выводы.

— Потому что твоя внучка чуть не убила моего сына, — помассировав переносицу, молвил советник. — Потому что однажды ты решил поделиться с ней тем, чего ей знать было не положено, — его лицо, на котором лишь на краткое мгновение отразились истинные эмоции — усталость и дикая скорбь, — вновь приобрело непроницаемое выражение. — Однажды я позволил тебе чуть не погубить моего ребенка. Теперь же твои прихоти ставят на кон весь материк, и я на поводу больше идти не собираюсь.

Сообщив это, отец Арниэра, не дожидаясь каких бы то ни было речей или протестов, направился к выходу, и, задержавшись подле меня на долю секунды, бросил на меня отчужденный взгляд.

— Ты опасна для Арниэра. Ты опасна для всех нас, — слова прозвучали оскорбительно больно, и я, не выдержав, все-таки позволила слезам безмолвно катиться по щекам. — И тебе лучше исчезнуть.

С этими словами, ударившими по мне сильнее любой плети, мужчина удалился, плотно закрывая за собой дверь. Оставляя всех нас погруженными в свои думы и чувства. И у каждого они были по-своему мрачны…