— Уходим! — крикнул Ширен Вильмонду, кивая в сторону канавы. — Скорее!
Мортус что-то крикнул и побежал к Гробовщику. Старик пустил наобум ещё одну стрелу и ринулся, будто ему снова двадцать лет, к кустам. Через несколько мгновений рядом с ним в зарослях приземлился Вильмонд. «Жаль, что я не вижу твоей рожи», — подумал Ширен и принялся быстро рыскать среди листвы. Мальчишка лежал лицом вверх — болевой шок вырубил его, поломанная стрела торчала из бедра, скрытого в грязной окровавленной одежде.
— Хватай его, — приказал Ширен. — И валим, мать твою!
Тёмную завесу, окружившую группу, не смогло развеять даже магическое пламя. Из неё со свистом вырвалась ещё одна стрела, она вонзилась в землю у ног Алормо. Ринельгер попытался усилить защитные чары, но как же туго подчинялась ему энергия, будто что-то не давало чародею воспользоваться магией.
Завеса окружила отряд в тот момент, когда Ренегор приближался к старому дубу, быть может, всего лишь час назад. Расплата за победу и беспечность, самоуверенность пришла к гному неожиданно — и для него, и для всех его спутников. Группа не видела нападавших, сколько бы их ни было, лишь Эсса успела заметить чёрную фигуру, опускающую меч на голову Ренегора, но и она исчезла сразу же. Ринельгер ощущал бурлящую кровь в жилах врага, но всё равно не мог определить их количества и местонахождения, пуская заклятия в слепой надежде кого-либо поразить.
— Колдун, колдун! — прохрипел Алормо. — Клирику помоги!
Ринельгер оторвался от тёмной завесы, что медленно растворялась. Ошибкой было бы надеяться на то, что атака прекратилась. С какой целью на них напали? Мог ли это быть тот, кого искал чародей? Ринельгер кивнул Эссе и Михаэлю, выдёргивающему заряд из самострела из стальной пластины на груди — ему повезло, броня спасла жизнь.
Осмотра тут не требовалось — стрела торчала чуть выше сердца, пробив левое лёгкое. Ринельгер присел рядом, сдерживая чарами вытекающую изо рта и груди кровь, покопался в сумке, вытаскивая ещё один флакон с болеутоляющим наркотиком.
— Не надо, колдун, — прохрипел Орин. — Не надо…
— Проклятье, клирик, — покачал головой Алормо. — Вечно ты с этим своим самобичеванием… прими, может, ещё не всё потеряно…
— Боюсь, я ничего поделать тут не смогу, — сказал Ринельгер. — Прости, Орин.
— Я встречусь с Владычицей у её трона в залах Аромерона, — улыбнулся клирик. Его лицо светилось счастьем — болезненным, отчаянно борющимся с нестерпимой мукой наступающей смерти. — Наконец-то… она заберёт меня, своего верного… а вы, друзья… мне жаль вас.
Последнее слово он произнёс одними губами. Ринельгер отпустил хватку, с бульканьем кровь вырвалась изо рта клирика, растекаясь под его бородой. Она шептала, сладко нашёптывала, требуя прикоснуться к ней. Чародей не устоял, он снял перчатку, поднёс пальцы к щеке Орина — в глазах Ринельгера пробежали искры. Кровавая дорожка впиталась в кожу руки, чародей перестал видеть — перед ним пробегала жизнь клирика Святого Воинства. Он видел, как того посвящали в сан, как он изучал формулы и руны, все знания, словно полноводная река, ворвались в разум Ринельгера.
— Алормо! — крикнула Эсса, и её крик вырвал чародея из видения.
Тёмная завеса не собиралась растворяться, она стремительно пожирала чистое пространство, отданное отряду, приближая чёрные смертельно опасные языки к людям. Ринельгер встал, выбросил руку с серпом — руна складывалась, будто совсем недавно чародею давали практическое занятие старшие наставники — бледный свет плавно полился, как струя воды из родника, и встретился с тьмой. Их борьба продлилась недолго, завеса растворялась, правда нехотя, но не проявляя звериного напора, с каким, обычно, схлёстывались в схватке противоположные друг другу чары.
— Нужно идти, — бросил Ринельгер. — И поскорее. Я не могу долго поддерживать чары.
— Понял, — громко ответил Алормо. — Все, кто жив, шевелитесь, мать вашу! Верон? Верон! Где этот мальчишка?
— Ему, кажется, конец, — сказала Эсса, кивая на тёмную завесу. — Он где-то там…
— Проклятье, — выдохнул Алормо. — Проклятье!
— Быстрее! — Ринельгер повёл серпом.
Открылась дорога, полная слабого света — такого блеклого по сравнению с густой тьмой. Михаэль пошёл первым, Эсса взяла Алормо под руку и потащила за рыцарем. Ринельгер кинул последний взгляд на Орина — лицо клирика до сих пор пересекала блаженная улыбка, казалось, будто он ещё жив. В стороне от него лицом вниз лежал Эрес — кончик стрелы торчал из его затылка.
***
Вильмонд тяжело пыхтел, таща юношу, закованного в броню, и часто стал останавливаться, переводить дыхание и с глубоким вздохом идти дальше. Ширен хотел было предложить остановиться и снять сталь с мальчишки, но младший мортус даже слушать его не желал. Вильмонд всегда боялся Сумеречного леса, сколько его знал Гробовщик, и страх не покидал его даже на службе у Лицедея.
— Застрелили не всех, — бросил Ширен, нагоняя напарника, перешедшего на бег. — Троих положили, ещё четверых оставили.
— Нужно вернуться за мертвецами? — Вильмонд остановился. — Для Лицедея они будут…
— К демону Лицедея, — фыркнул Ширен. — Или хочешь побродить по проклятому лесу ещё невесть сколько?
— Ты прав, — Вильмонд набрал воздух в лёгкие. Маску он снял спустя пару десятков сажень — уж сильно она мешала ему дышать при беге — и передал на хранение Ширену. Старик знал, что вороний клюв священен для мортуса.
— Пошли, немного осталось…
Они достаточно скоро выбежали к мосту, по которому обычно проходил Лицедей, чтобы расплатиться за тела с Ширеном. Перейдя его, они свернули и, преодолев ещё сажень пятнадцать, остановились. Вильмонд сбросил с плеча Верона, словно скидывая тяжёлый мешок — небрежно, как он обычно кидал трупы из фургона.
— Осторожнее! Напоминаю, парень, он ещё жив, — произнёс Ширен, снимая с плеча лук.
Нижним крылом он стукнул несколько раз по массивному плоскому камню на самом краю поля перед Моровой пропастью. Сумеречный лес ответил треском и слабым шевелением, будто бы по ветвям деревьев защекотал лёгкий ветерок.
Ширен опустил взгляд в овраг. В ноздри ударил трупный запах. Смрад был столько же стойким, сколько и старым. В овраге лежали тела, словно брёвна, наложенные друг на друга. Некоторые смотрели стеклянными глазами в алое небо. Однако вороны обходили пропасть стороной. Дети, женщины, мужчины, растерзанные при жизни — от мала до велика, корка спёкшийся крови прикрывала их раны, кожа покрылась синими пятнами, чуть подсохла, начиная стягиваться. Люди покоились — если гниение в дыре на краю проклятого леса можно так назвать — либо в доспехах, либо во рванье, либо вовсе обнажённые. Их были сотни. И только на первом слое.
— Впечатляет, — протянул Вильмонд. — Сколько мы уже отработали, Ширен, а? Сколько лет труда и выполнения этой грязной работы?
— Мы начинали благое дело, — бросил Ширен. — А теперь… Ох,
