— Посмотрим, — чародей задержал дыхание, вливая вязкую жидкость в кашицу. — Пусть получится… Лерон и Залас.
Ринельгер бросил в колбу кусочки желез из челюсти сагнитропа, пальцем зажёг огонёк на руке и, не моргая, наблюдал, как закипала смесь. Он опасался взрыва, ведь она разорвалась бы в его руке, расплескавшись на столе — чародей ждал этого, расслабив руку, державшую колбу. Зелье нагрелось, тихо хлопнуло и выпустило облако сизого дыма. Ринельгер выдохнул, перелил варево во флакон и плотно закрыл крышечкой.
— Прекрасно, — протянул он, всматриваясь в тёмное-красное зелье, переливающееся в сосуде. — Только вряд ли это поможет Сенетре…
Лёгкое разочарование сменилось раздражением. Чародей закинул флакон в сумку и откинулся на спинку кровати. В лучше случае с тем, кто выпьет это зелье, ничего не случится, в худшем…
Ринельгер собрал несколько флаконов, моток бинтов и в полной задумчивости перешёл в комнату Эссы. Привитый в Анхаеле профессиональный долг лекаря он считал одним из лучших проявлений характера, а потому не мог оставить раненую лучницу справляться с недугом самостоятельно. Когда Ринельгер зашёл, всё ещё перебирая факты в голове, в душную комнату, Эсса ещё спала, отвернувшись к стене.
Чародей разложил приготовления на столике, бесцеремонно сдёрнул шерстяной плащ с голого тела, пустив светлячок, и перевернул лицом к потолку. Он внимательно осмотрел её мертвенно бледную кожу, выступившие синие вены по всему телу и размотал повязку, наложенную им в Дегановых Рубцах. Рана ужасно смердила и загноилась: гной вперемешку с несвернувшейся кровью тонкой струйкой полился на соломенную койку.
Ринельгер принялся выводить заражённую кровь, прикидывая, что делать дальше. В иных случаях, с заражением не могли справиться даже чары, а потому приходилось прибегать к ампутации. Но это однозначная смерть для молодой лучницы, особенно в безумстве алой ночи. Ринельгер приложил руку ко лбу Эссы — он был холодный и влажный, словно ледяная корочка во время таяния.
— Это… — прошептала лучница, — сагнитроп…
— Да, — кивнул Ринельгер, с холодком взглянув на пациентку. — У меня не получилось вытянуть его яд, Эсса. Ты проклята и скоро обратишься.
— О, демон, — прохрипела Эсса. — Значит, всё? Не думала, что это будет так… или у меня есть выбор?
— Когда ты обратишься, — Ринельгер залил чистой водой рану и спокойно продолжил, — к тебе придёт голод, неутолимый, мучительный… словом, то самое проклятие, которым пугают маленьких чародеев. Сердце перестанет биться, ты не будешь слышать собственные мысли, возжелав лишь одно — утолить жажду крови. Поначалу ты сможешь это контролировать, потом… период, который никогда не удастся вспомнить. Охотники на вампиров в империи ловили упырей именно в таком состоянии — когда те потеряли рассудок и позабыли обо всякой осторожности, — чародей открыл флягу, оставленную на столике Михаэлем, понюхал — медовуха — и сделал небольшой глоток. — Дальше… разум возвращается, но чувство голода не покинет тебя никогда. Порою оно будет сводить тебя с ума, если только ты откажешься от приёма крови…
— Кровь всегда…
— Да, — Ринельгер осторожно начал перематывать ногу, накладывая новую повязку. — Звериная не подойдёт. Не в сказке живём. Лучше всего — рунарийская, но в здешних местах ты её днём с огнём не сыщешь.
— Что ты будешь делать? — Эсса посмотрела на чародея блеклыми глазами. — Убьёшь меня?
— Только если ты сама того пожелаешь, — сказал Ринельгер. — Быть вампиром в наше время — участь не самая паршивая.
— Даже не знаю, — она через силу усмехнулась. — Легче… сдаться, колдун, понимаешь? Легче уйти и больше не возвращаться.
— Жизнь никогда не была легче, — кивнул Ринельгер, откладывая на столик кинжал с длинным лезвием. — Мы сражаемся со смертью за каждый прожитый нами год, но всё равно в конце концов проигрываем. Единственное, за что стоит жить, так это за наши маленькие победы над смертью… вырвать из её рук чужую жизнь, или свою, оставить след в истории. Борьба извечна, она лежит в основе выживания, — он махнул головой, указывая на нож. — Думай сама. Знаешь, я не для того тебя латал, чтобы собственноручно потом убить.
Эсса закрыла глаза, глубоко вздохнула и кивнула. Ринельгер собрал в охапку флаконы и вышел, оставив лучницу один на один с манящим глаза длинным кинжалом. Чародей постоял у двери ещё немного: скрипнула кровать, лезвие лениво запело, освобождаясь из ножен. Ринельгер кивнул сам себе и повернулся к своей комнате, но застыл, увидев в конце коридора женщину в тёмном плаще, покрытом листьями. Её длинные русые волосы украшал венок из засохших цветов, краски которых давно, казалось, выцвели, оставив мертвенно серыми бутоны и лепестки. Бледной рукой женщина держала ребёнка лет восьми — быть может, десяти, невысокого, одетого в обноски, и босого.
— Тяжело, когда не можешь справиться с заразой, лекарь? — женщина медленно приближалась. — Иной раз ты признаёшь свою беспомощность, но чаще пытаешься бороться даже тогда, когда надежды нет?
— Кто ты? — нахмурился Ринельгер.
Она приближалась, глаза у неё были ярко-голубые, переливающиеся призрачным светом, пара морщинок пересекала красивое лицо.
— Ты не хочешь отпускать Сенетру и будешь биться до конца, — закончила она, встав почти вплотную. — Вся твоя суть отражена в твоих искрящихся нестерпимо ярким фонтаном энергии глазах.
Ринельгер побледнел, выронил флаконы — они, к счастью, не разбились, а с глухим стуком покатились к ногам ребёнка, опустившего голову и, казалось, совершенно отречённого от мира.
— Имена красивы, — продолжила женщина, — но важны ли? Маредорийцы дали мне имя Террама, мастер кровавых чар. Я пришла, чтобы лично поблагодарить тебя и твоих спутников, окончивших страдания Норос-Сугура. Вы совершили героический поступок, не требуя награды. Такая… самоотдача, потери. Вы удивительные создания, смертные.
— Я оказался там случайно, — прошептал Ринельгер, озираясь по сторонам — как бы никто из суеверных постояльцев не услышал разговор.
— Случайно или тебя привела туда судьба? — сказала Террама, вглядываясь в чародея глазами, что напоминали бездонные озёра. — В Теневале упал дракон, лекарь. Он ранен и почти беззащитен. Сможешь ли ты забрать свою награду?
— Дракон, — повторил Ринельгер и облизал верхнюю губу. — Неужели я смогу…
— Завершить формулу эликсира? — закончила Террама. Она не моргала, чёрные зрачки не бегали, они застыли и пронзали Ринельгера, а вокруг бурлили маленькие глубокие озёра. Чародею стало жутко, он отвёл взгляд. — Не ищи Лицедея, лекарь. Слишком поздно возвращать долг Матери. Он убьёт тебя, и ничто его не остановит. Забирай награду, уходи в Ветмах, спаси то, что осталось от отряда, и убирайся подальше от Цинмара. Падшие возвращаются в мир, лекарь, и они будут беспощадны.
Ринельгер прищурился, снова посмотрев на дух:
— Больно нужно связываться с вами…
Чародей не стал поднимать флаконы, сложил руки на груди и направился по коридору к лестнице, ведущей в основной зал. Террама даже не повернулась; всё
