Искры взлетают вверх. А языки пламени уже вовсю облизывают деревянную стену дома. Я стою чуть поодаль, сжимая в ладони маленький спичечный коробок. Мое лицо горит не хуже, чем немецкое пристанище. А по вискам и шее стекает холодный пот.

Правду говорят, что на огонь можно смотреть вечно. Особенно если в этом огне сгорает твое прошлое. Мне даже кажется, что в этих беснующихся языках пламени я различаю их лица. Я словно вижу в огне и мать, и отца. Всех, кого я любил и потерял.

А потом оцепенение проходит. И среди вялых, полумертвых мыслей проскальзывает одна ясная. Только теперь я осознаю, что вместе с этим домом сгорит и вся Листеневка целиком. Ну и пусть. Все равно сюда уже некому возвращаться.

Вспоминаю свой первый разговор с Катей на следующий день после ее появления. Помню, что она тогда рассказывала что-то про будущее и детский лагерь на этом самом месте. Я тогда спросил у нее, куда же делась Листеневка… А потом сам уничтожил ее.

Мою голову посещает неожиданная мысль: «А, может, мне тоже просто взять и шагнуть в огонь?» Как зачарованный, гляжу на все, что осталось от дома, уже целиком объятого пламенем. Огонь жадно пожирает все, что попадается ему на пути: покосившийся забор, старый сарай, молодые деревья в заросшем палисаднике. Вот он уже и добрался до крыши.»

========== Глава 16 ==========

Замираю и прислушиваюсь. Где-то надо мной хрустнула ветка. Наверно, какая-то птица испугалась и улетела. И потом тишина…

Прислушиваюсь, пытаясь различить в этой давящей на уши тишине хоть какие-нибудь звуки. Но до меня доносятся лишь отголоски далекой перестрелки.

Внутри все сворачивается в узел от страха. Лихорадочно пытаюсь угадать, что же случилось. По ощущениям выстрел прогремел всего в нескольких шагах от меня. А вдруг, это убили Тихона?

Поддавшись какому-то необъяснимому порыву, поднимаюсь на ноги и осторожно иду в сторону звука. Страх будто бы парализует меня, и от этого подкашиваются ноги. Я очень боюсь увидеть там Тихона…

Слышу какой-то шорох и замираю на месте. Выглядываю из-за дерева, и мой взгляд тут же натыкается на мужчину в немецкой форме. Со своего места я не могу понять, кто это: фашист или партизан. Ведь форма и у тех, и у других одинаковая. Партизаны хотели смешаться с врагами, и у них это отлично получилось. Только вот они одного не рассчитали. Теперь намного сложнее отличить своих от врагов…

Подхожу ближе. Случайно наступаю на сухую ветку, и она с хрустом ломается под моей ногой. Мужчина поднимает голову, и я вижу то самое, такое знакомое мне лицо. Это тот партизан, что говорил с Тихоном.

Осмелев, подхожу ближе и падаю перед ним на колени.

— Идти сможете?..

Партизан отрицательно качает головой и щурится от боли. Только сейчас замечаю, как по его груди расползается черное пятно.

В испуге замираю и прикладываю ладонь к губам. Что же теперь делать? Как ему помочь?

— Все-таки попробуйте, — настойчиво произношу я, аккуратно придерживая его за руку. Мужчина пытается встать, но тут же снова падает на землю.

— А-а, я узнал тебя, — партизан улыбается, обнажая ряд белоснежных зубов. — Ты, подруга, не возись со мной, все равно ничего путного не выйдет.

Смотрю на это обмякшее тело, и понимаю, что я действительно ничего не смогу сделать. А где-то совсем рядом пальба, и я легко могу попасть под пулю… Но я все-таки не могу бросить его здесь одного и убежать. Это подло. Тем более, только что я так же бросила Тихона. Убежала без оглядки, и даже не стала дожидаться его…

— Раз вы не можете встать, я вас так дотащу, — уверенно говорю я, убеждая скорее себя, чем его.

Мужчина улыбается, глядя как я стягиваю с себя куртку и расстилаю ее на земле.

— Вот сюда лягте, я вас за рукава по земле дотащу…

— Эх, подруга, да ты боец, — словно даже усмехается мужчина, но не предпринимает никаких действий.

— Ну же, — тороплю я его, оглядываясь назад, туда, откуда доносятся звуки битвы. — Скорее…

— Нет.

В недоумении смотрю на его лицо, которое уже слегка посинело. Или это игра света? Мужчина закрывает глаза и откидывает голову назад. Его дыхание частое и прерывистое, как при лихорадке.

Мне вдруг становится страшно, что он умрет. Умрет на моих глазах…

— Давайте, осторожнее только. Мне главное вас до Листеневки дотащить, а там я найду Лилю… Вы знаете, Лиля такая добрая, она вас обязательно на ноги поставит. Мне бы только вас дотащить…

Имя Лили произвело на партизана непередаваемое впечатление. Он открыл глаза и смотрит теперь на меня жадно, с каким-то странным блеском внутри зрачков.

— Лиля? Лилька моя?..

— Да, да, Лиля… Помогите мне…

Осторожно подталкиваю мужчину, пытаясь уложить его на куртку. Руки дрожат и не слушаются меня, и сердце бьется сильнее обычного.

Кидаю взгляд на раненого и понимаю, что все совсем плохо. Его лицо приняло какой-то синюшный оттенок, но лоб такой горячий, что хоть яичницу жарь.

Наверно, рану надо чем-то перевязать. Оглядываюсь вокруг в поисках чего-нибудь подходящего, но не нахожу ничего. Тогда я меняю решение и подбираю с земли куртку, на которую мне так и не удалось уложить партизана. Сворачиваю ее вдвое и наклоняюсь к мужчине.

Перевязать рану оказалось сложнее, чем я предполагала. Куртка постоянно развязывалась, а кровь никак не хотела останавливаться. Гимнастерка мужчины все сильнее пропитывалась этой густой темной жидкостью. И на языке от этого запаха чувствовался вкус ржавчины.

С горем пополам я все-таки справилась с этой задачей. Легонько хлопаю мужчину по щеке, пытаясь привести в чувство.

— Ну пожалуйста… Пожалуйста, помогите мне. Я же одна не справлюсь!

В отчаянии прикусываю нижнюю губу. В глазах щиплет, и я изо всех сил сдерживаю слезы.

Словно утопающий, хватаюсь за плечи его гимнастерки и тяну на себя. Каждый сантиметр продвижения дается мне с трудом. А до Листеневки еще так далеко…

Сжимаю зубы и напрягаю мышцы. Руки болят, и спина уже затекает. Но от этого я лишь стараюсь еще сильнее. Собираю все оставшиеся силы и тащу его дальше.

— Вы слышите меня, мы совсем недалеко, — утешаю я партизана и оглядываюсь назад. Нет, мы еще очень далеко от села…

Выстрелы гремят все ближе, а тянуть партизана становится все труднее.

Всхлипываю и тут же чувствую, как по щекам стекают дорожки слез. Что я могу сделать? Как ему помочь?!

И вот я уже рыдаю в голос. Вытирая слезы плечом, не останавливаюсь ни на секунду. Мне кажется, что, стоит мне остановиться, как тут же прервется его еле тлеющая жизнь.

— Ты