Я обернулся назад и увидел бабу Нюту, которая стояла на пороге нашего дома, кутаясь в теплый шерстяной платок, и с тревогой смотрела на односельчан. Я понял, что это она позвала маму.
Люди стояли и молча смотрели на немца. Никто не знал, что делать. Ненависть к фашистам и невольная жалость, которую вызывал этот совсем еще мальчишка, не могли ужиться вместе в сердцах людей.
И тогда вперед вышла мама. Присела перед ним на корточки и склонилась над его лицом. Потом встала и окинула взглядом лица стоящих перед ней людей.
Вечером мама долго не ложилась спать. Так бывало всегда, когда ей не удавалось спасти человека. Тот парень умер. Все столпившиеся у дерева люди потихоньку разошлись, а мама еще какое-то время пыталась нащупать его пульс. А потом встала и молча ушла к себе в комнату. Для нее не имело значения, чью жизнь она должна спасти. Для мамы имела цену жизнь каждого человека.
Я тоже долго не мог уснуть. Из своей комнатки я слышал, как тихо переговаривались мама и Лиля.
— Успокойся, — говорила маме Лиля. — Ты уже не могла бы ему помочь.
Какое-то время я не слышал ничего. А потом в тишине раздался тихий и дрожащий мамин голос:
— Ты не понимаешь, Лиля. Он был похож на моего сына…»
***
— Эй, — Павел хватает меня за руку, вырывая из плена воспоминаний, и тащит куда-то в сторону. — Значит так, брат, слушай меня внимательно. Сейчас ты возвращаешься в Листеневку, берешь Лилю с девочками и дуешь в сторону дороги. Там ждете наших, они вот-вот должны быть, я им сигнал подам, — мужчина поднимает голову и кидает быстрый взгляд на приближающихся фашистов. — А подруга твоя где?
— Что я наделал! Я же ее одну отправил назад…
Вспоминаю, как потерялась за деревьями ее маленькая фигурка и тревожно вздыхаю. Конечно же, есть шанс, что она не встретит на своем пути немцев, но все-таки зря я отпустил ее одну. Только сейчас понимаю, как неразумен был мой поступок отправить ее назад. Вот чем я здесь смогу помочь?
Слышу выстрел, и еще, и еще один…
— Эй, боец! — вдруг неожиданно громко окликает меня Павел. — Не скисать! Не кисель, право такое не имеешь. Найдешь ты ее, никуда не денется. Катерина твоя, как я уже понял, нигде не пропадет.
Молчу, отстраненно глядя куда-то за спину партизана. Мысли вяло ворочаются в голове, и впереди одна неясность. Я словно блуждаю в тумане. Вроде я где-то есть, а на самом деле давно уже потерялся.
— Ты меня понял? — Павел сжимает мое плечо, возвращая меня к действительности.
— А что же теперь с вами будет? Все, это тупик… А если я не успею? Если я не смогу защитить их?..
— Ты мне что обещал? — спрашивает меня молодой партизан и тут же сам отвечает за меня: — Что за старшего будешь. И ведь справлялся. А теперь что случилось? Как с проблемой столкнулся, так и сдался? Даже не попытавшись как следует с ней разобраться? Эх, брат, пойми же ты наконец, что не решаемой проблемы нет. Даже тупик не преграда. Его можно обойти, перепрыгнуть, разрушить в конце концов. Да что угодно с ним делай, только на месте не стой! А ты… Ей-Богу, как девчонка!
Слушаю его и чувствую, что краснею. Он снова прав во всем.
— Ну и молодца!
Поднимаю глаза на Павла и киваю головой. Да, он прав. Здесь я не нужен. Возможно, это вообще мой последний шанс. Если я сейчас не успею предупредить Лилю, потом может быть поздно. Хотя, Катя наверняка ей уже все рассказала. А если нет?
Мысли, как сумасшедшие мухи, носятся у меня в голове. И я никак не могу остановить этот рой. Но я ясно понимаю, что времени терять никак нельзя.
Киваю Павлу на прощание. Останавливаю взгляд на его глазах со странным блеском внутри. Затем разворачиваюсь и бегу в сторону села. За спиной раздаются крики и бесконечные выстрелы. Исход боя, конечно, уже решен. Немцев в два раза больше… Неужели это конец? Ведь не может все так плохо кончится…
Обгоняя свои же мысли, выбегаю из леса и почти сразу же попадаю на улицу села. Вихрем проношусь мимо пустого Генкиного дома и, не останавливаясь, подлетаю к своему собственному.
Я сразу же вижу ее. Она стоит на крыльце, бледная и испуганная, с выбившейся из-под платка косой.
— Лиля! — кричу я, подбегая к ней. — Быстро бери девочек и уходи! Здесь больше нельзя оставаться… Уходите, пока не поздно!
Лиля смотрит на меня тревожным, обеспокоенным взглядом. Теребит в руке платок и почти не дышит.
— Подожди минутку, — шепчет она побелевшими губами. — Павел там?
Да, она все поняла. Смотрит на меня широко открытыми от ужаса глазами и ждет ответа.
— Да, — тихо отвечаю я и, минуя тетю, прохожу в дом.
Вбегаю в комнату Лили. На аккуратно застеленных кроватях сидят Верка и Люба.
Хватаю с полки старый отцовский рюкзак и стремительно складываю в него самые необходимые вещи. Лекарства, остатки еды — так, на всякий случай. Потом поворачиваюсь к Лиле и всовываю рюкзак в ее холодные пальцы.
— Сколько их? — заглядывая мне в лицо, спрашивает тетя, и я, не выдержав ее взгляда, опускаю глаза.
— Много, — вру я и настойчиво повторяю: — Уходите…
Лиля немного успокаивается. По крайней мере, ее ступор проходит, и она начинает действовать.
— Где Катя?
Лиля, кинув на меня удивленный взгляд, недоуменно произносит:
— Разве она не с тобой?..
Смотрю на тетю и никак не могу вникнуть в смысл ее слов. Неужели это значит, что Катя здесь так и не появлялась?.. Но где же она тогда?
— Так, — рассеянно провожу рукой по волосам, лихорадочно соображая, куда она могла деться. — Лиля, — поднимаю на нее глаза и твердым голосом произношу: — Я найду Катю, и мы к вам присоединимся, ты меня поняла? Только, прошу тебя, не теряй времени — уходи прямо сейчас! И, пожалуй-ста, будь осторожнее.
— Хорошо, — шепчет Лиля, прижимая к себе дочь. — Только ты тоже будь осторожнее…
Киваю, не в силах вымолвить ни слова.
Выходим из опустевшего и такого чужого теперь мне дома. На улице так же
