Опыт подсказывал Сильвестру, что какую бы абсурдную на первый взгляд вещь ни делал Ворон, спустя довольно долгое время выяснялось, что у него был план. И всё шло не по тому, что подставили бы в эту фразу простолюдины, а всего лишь по плану Рокэ.
Другое дело, что Его Высокопреосвященство не верил в существование плана, но такая уж его кардинальская работа в этом государстве — не верить! К тому же, сосредоточившись на абстрактных проблемах, которые может вызвать оруженосец, он напрочь забыл о его господине. Марсель способен заговорить зубы самому Леворукому… Что ж, посмотрим, насколько незыблемы Окделлы!
***
Эр Август скорбно и тяжело вздохнул, Ричард отозвался тихим эхом. Эр Август вздохнул ещё тяжелее и посмотрел на Дика глазами, полными отеческой боли; с трудом выдержав этот взгляд, юноша на всякий случай вздохнул в ответ, потому что больше сказать ему было нечего. Кансилльер грустно покачал головой и…
— Эр Август, — не выдержал Ричард, — скажите что-нибудь, неужели всё так плохо?
— Мальчик мой, — выдохнул Штанцлер и сцепил пальцы в замок. — Мальчик мой… Всё очень плохо, но прежде чем я выложу все карты на стол, расскажи, что думаешь ты. С самого начала.
Самое начало — это где? Решив не испытывать терпение кансилльера, Дикон неуверенно заговорил:
— Ну, мне не хотелось уезжать из столицы, это вы и так знаете… — А почему он, собственно, должен оправдываться? Сделал — отвечай! Ричард продолжил уже увереннее: — Я решил во что бы то ни стало остаться в столице, если будет такая возможность! И кто бы меня ни взял, я не позволю обращаться с собой, как с… — Как, говорят, его обозвали на Совете? — Как с нежелательным элементом. И я готов написать матушке…
— Поверь мне, ты не готов написать матушке, — криво усмехнулся Штанцлер. — Это сделаю я, не благодари, самому тошно… Лучше бы тебя взял сам Ворон!
— Что?! Вы серьёзно? Он же…
— Да, убийца твоего отца, правая рука кардинала, мерзавец и подлец, безумец и так далее по списку, не буду повторять очевидного. Но, Дикон, Алва — военный. Отменный военный и, как показали недавние события, такой же отменный шутник. Неужели ты не догадываешься, по чьей воле оказался у виконта Валме?
— Я спросил, — пробормотал Ричард. — Он сказал, что всё, что он делает, связано с Первым маршалом.
— Даже не скрывает, — прошептал эр Август, покачав головой. — Ладно, ладно…
— О… о чём вы?
— Всему своё время, Дикон. Значит, ты твёрд в своём решении оставаться в Олларии, и это хорошо. Ты останешься и, пожалуй, будешь вхож в светское общество, узнаешь много нового и станешь выглядеть столичным дворянином и настоящим герцогом — прости уж, живя в четырёх стенах с эрэа Мирабеллой, ты никак не мог этого познать… Я уверен, что в этом виконт Валме мастер и способен сделать мастером тебя. Но что до его военной карьеры, у меня большие, большие сомнения. Хочешь что-то сказать?
— Это просто мысль, но…
— Говори.
— Капитан Валме ведь служит при Вороне, — робко напомнил очевидное Ричард. — Разве его бы не вышвырнули, будь он таким уж… плохим военным?
Кансилльер просиял:
— Умница, Дикон! Иного ответа я и не ждал, и молодец, что не боишься возражать мне — тебе придётся очень, очень много возражать. Но дело не совсем в этом. У тебя действительно появился шанс окунуться с головой в дела военные, но позволят ли тебе им воспользоваться?
Штанцлер снова замолчал, погрузившись в глубокую думу, и Ричард остался предоставлен самому себе. Что же имеет в виду кансилльер? Пока что Дикон видел только одну проблему — то, что он — Человек Чести, а его господин — «навозник». И ещё офицер Ворона. И вспомнилась та страшная мысль на площади, что Алва вознамерился его убить и избавиться от Окделлов. И…
Ладно, это больше, чем одна проблема.
— Эр Август, — вновь осмелел Ричард, — почему не позволят? Я ведь теперь оруженосец.
— В столице, мой мальчик, жизнь совсем не такая, к какой ты привык в Надоре. Не такая, о которой слышал в Лаик, и уж совершенно не такая, о какой читал в исторических книгах. Сейчас почти не осталось настоящих рыцарей, выкорчевано из сердец и благородство, и честность, и искренность. У людей не осталось ничего святого, но сохранилась привычка хранить грязные тайны… Вот в такой паршивый, прости меня, мир тебе предстоит окунуться.
Причём здесь это всё? К чему подводит эр Август? Дик покивал с умным лицом, нетерпеливо ёрзая в кресле: слишком уж жуткую атмосферу нагнетал кансилльер.
— Не скажу ни слова больше об этой жизни — ты всё познаешь сам. Я говорил о том, что тебе может не представиться шанс прикоснуться к военному делу… Мне неприятно и страшно об этом говорить, Дикон, но ты имеешь право знать: Марсель Валме и Рокэ Алва — любовники, и это одна из самых тщательно оберегаемых тайн в современной нам Олларии. Как же я проклинаю тот день, когда случайно о ней узнал!
На Ричарда словно вылили ушат ледяной воды. Он ожидал чего угодно, но… но не такого же! Нет, о том, что некоторые мужчины спят с мужчинами, он слышал. Слышал и эксцентричные сплетни о личной жизни Первого маршала, правда, там на первое место выходила королева, в крайнем случае — король. Но близость со своим офицером! Дикону стало страшно, теперь уже за Талиг. Если эти двое прикрывают свои отношения титулами и должностями, как страна-то вообще держится?!
«Всё, что я делаю в Олларии, так или иначе связано с Первым маршалом».
А вдруг это был призыв о помощи? Вдруг виконт Валме имел в виду совсем не то, что подумал эр Август? Всё, что Ричард когда-либо слышал об Алве, говорило против него. Вдруг и вправду… В голове у Дикона завертелись, сталкиваясь, десятки теорий, одна страшнее и отвратительнее другой.
Видимо, это как-то отразилось на его лице, потому что Штанцлер предложил стакан воды.
— Спасибо, не надо…
— Знаю, о чём ты подумал, но держись, мой мальчик. Я искренне надеюсь, что тебя никто не тронет, — тут Ричард поперхнулся, потому
