Раньше Марсель полагал, что нет в этой жизни ничего труднее ранних подъёмов, стрельбы с двух рук и составления письменных отчётов о своих кутежах для папеньки. Теперь всё это казалось относительно выполнимым — во всяком случае, на фоне упрямящегося Окделла. Разумеется, начинающий герцог открыто не сопротивлялся, но его угрюмый вид буквально кричал о том, что Ричард Окделл во дворец не хочет.
— Не хотите ехать? — осведомился Марсель, поправляя шейный платок перед большим зеркалом.
— Не хочу, сударь, — моментально вскинул голову оруженосец. Окделл отражался в том же зеркале и, судя по всему, он уже отчаялся завязать платок прилично.
— А меня не волнует, хотите вы или нет, — мстительно сказал Валме, чувствуя себя очень сильно Алвой. Правда, брякни он такое при Алве, получил бы по ушам, но должен же он хоть раз воспользоваться положением! — Не раскисайте, деваться нам некуда. И прекратите надругательство над несчастным платком, я вам помогу.
Классический Окделл должен был набычиться и сказать «я сам». Неизвестно, какая часть воспитательного процесса сработала, но в этот раз Ричард набычился молча. Повязывая модный нынче узелок на чужой шее, Марсель думал о том, что научить молчать — это одно, а вот держать лицо — это совершенно другое. С каждым мелким конфликтом, коих пока случалось предостаточно, виконту казалось, что это безнадёжная затея, потому что эти Окделлы действительно тверды и незыблемы… В своём упрямстве, чтоб не сказать глупости.
— Идёмте, если вы готовы.
Что было неплохо, оруженосец смирился со своим положением и пока не сделал ни одной глупости вроде побега или домашнего бунта, с него бы сталось. И вообще помалкивал, когда…
— Капитан, я могу спросить?..
Тьфу, сглазил.
— Сначала давайте кое-что проясним: мне без разницы, как вы ко мне обращаетесь, но на светских мероприятиях наследственное звание уместнее воинского. Спрашивайте, герцог.
Кивнул, запоминает… Марселю стало смешно, со стороны эта тирада звучала так, словно он ментор со стажем, а сам-то!
— Вы сказали, что мы ещё поговорим про… про Талигойю. Ну, когда мы фехтовали во дворе.
— Теперь то же самое, только без «ну» и заиканий.
Леворукий и все кошки его, точно — ментор! Окделл справился с удивлением, подавил скорбный вздох и смиренно повторил свою фразу вполне прилично. Марселю ничего не оставалось, кроме как сделать вид, что всё по плану. Пусть Ричард так и думает, а мы будем сочинять на ходу.
— Вот так хорошо, — кажется, детей ещё и хвалить надо? Проклятье, как же сложно это всё! — Теперь про вашу Талигойю… На следующем углу поворачиваем, не разгоняйте лошадь. Я понимаю, что наше с вами политическое мировоззрение в корне не совпадает, но это не повод поднимать восстание — так, на всякий случай говорю. Ричард, вы вроде молодое поколение, вот объясните, в чём вообще суть проблемы?
Хорошо, что они ехали людной улицей, иначе бы разогнавшийся выдавать фразы без ведома хозяина язык выдал бы такое, что можно говорить только при Алве и Савиньяках, когда все трое пьяны в хлам и ничего не вспомнят. То есть, никогда. Марселя больше всего удивило и возмутило не то, что оруженосец смог выдать лишь шаблонные фразы о величии былого и отвратности настоящего, а то, что он свято в это верил.
Нет, Рокэ был прав, когда напомнил ему про «два года назад». Одно дело — изредка пересекаться с радетелями за дохлое прошлое, глядя на них из-за плеча Первого маршала, который, если что, шпагой проткнёт и не заметит. Другое — держать такое у себя дома!
— Значит, так, — решительно заговорил виконт, придержав поводья. Они почти приехали, а ругаться в толпе сомнительно Лучших Людей было как-то неприлично. — Своего мнения вы на сей счёт не имеете.
— Имею! — взбрыкнул Ричард, очень сильно напоминая свою непослушную лошадь. — Просто я согласен с тем, что говорят матушка и эр Август…
— Понятно, спасибо кансилльеру… Не делайте вы такие глаза, я не поеду его убивать за то, что он мне не нравится. — А вот Рокэ бы так и сделал, какой он всё-таки молодец. — Ладно, Окделл. Имея своё мнение, будьте готовы держать его в узде, потому что добрая половина Олларии с вами не согласится. То, что вы сейчас выдали мне, сводится к тому, что Оллары плохие и надо вернуть, как раньше, но достойных аргументов у вас ноль.
— Почему вы на стороне Олларов? — неожиданно тихо, но упрямо переспросил начинающий герцог, глядя на Марселя исподлобья.
Вариант «потому что они на троне» виконт придержал для Эмиля, а вслух сказал:
— Сделаю вашу жизнь проще. Вот если вы, допустим, уронили бутерброд маслом вниз… Что вы будете делать?
Выражение лица Ричарда можно было истолковать как «снова он о еде», и Валме прикусил щёку, чтобы не заржать.
— Если очень голоден… — опасливо ответил оруженосец.
— Правильно, если вы не ели трое суток и вообще воюете на краю света, можете и поднять. Можете даже слопать, но вы же понимаете, что масло уже смазалось, какое осталось — испачкалось, придётся делать новый бутерброд. Это ясно?
— Ясно…
— Так вот этот бутерброд — ваша Талигойя. То, что упало четыреста лет назад, я полагаю несъедобным, и поднимать его не надо.
Марсель невозмутимо свернул в сторону конюшни, убедившись, что обалдевший спутник едет следом. Несмотря на то, что воспитательный процесс давался ему из рук вон плохо, талигойским бутербродом виконт гордился от всей души. Надо бы Рокэ рассказать, пусть оценит политическую смекалку своего офицера.
— Вы точно усвоили? Во дворце чтоб никаких высказываний.
— Я это понимаю, сударь! — обиделся, значит, точно понял. Ну и отлично, день рождения королевы не закончится бунтом… Марсель уже отсюда разглядел несколько препротивных придворных рож, с которыми им предстояло расшаркиваться. Откровенно говоря, он в первый раз получил приглашение на это мероприятие, но удрать было решительно некуда — да ещё и с Ричардом! Вот уж кто явно чувствует себя не в своей тарелке, что ж, хоть в чём-то они совпали.
Только с одним малюсеньким различием: Ричарду позволительно прятаться за его плечо, а самому виконту спрятаться не за кого.
Что ж, будем развлекаться.
***
Эр Август говорил, что Марсель не хотел, не умел и не собирался никого брать, и то, что так вышло, очередная подлость Ворона, но как же это непохоже на правду! Виконт был похож на весёлого, но строгого ментора, и говорил с ним так уверенно, как будто это для него не новый