— Простите, — задним числом стало неловко. — Я вообще не хотел говорить, просто…

— Вы хотели. И поэтому вы говорили. Всё очень просто, — он смотрел на небо, на звёзды, иногда — на фонтан, странно держал спину и явно не торопился, иначе бы давно встал и ушёл. — К сожалению, этой простоты людям не хватает. Хлебом не корми, дай сделать что-то, противоречащее здравому смыслу.

— Иногда происходят случайности…

— За некоторые случайности мы сами в ответе, и с этим ничего не поделаешь. Вы закончили исповедаться или мне ждать продолжения?

Тогда Луиджи не понимал, о чём он, сейчас смутно догадывался. Продолжения не последовало, только просьба взять его на корабль или убить. Рокэ ответил что-то вроде — если он не угомонится, убьёт себя сам, а матрос как раз нужен. Через несколько дней «Сан-Октавия» отчалила вместе с Луиджи Джильди.

Лей-ле-лей-ле-лей-ла… ле-ле-лей…

Дурацкий припев, и песня дурацкая! Только она никогда его не оставит.

В голову будто ударило что-то горячее, и перед глазами вспыхнуло красивое мёртвое лицо. Она плакала, она хотела жить, а он её уничтожил.

Отрезвляющий удар пришёлся по левой щеке. Луиджи моргнул и понял, что чуть не упал с кровати, хотя сидел прямо, и уже согнулся пополам. Видение? Сон? Наконец-то хмель?

— Хотя бы попытайся! — Алва крайне редко повышал голос, зато это всегда срабатывало правильно. — Для той девушки ты сделал всё, что мог, и это уже не исправить.

— Мой отец…

— Он мёртв, Луиджи. И те матросы слишком далеко, чтобы ты по ним страдал.

Щека горела то ли от боли, то ли от стыда, зато он наконец очнулся. Луиджи поднял голову. Рокэ стоял напротив и открывал бутылку.

— Простите… Мне, наверное, хватит.

— Вам недостаточно. Напейтесь-ка до состояния бешеной акулы и идите спать, — то ли совет, то ли приказ, который не обсуждается. — Пьяные кошмары — не лучшее зрелище, но так вы хотя бы себя не загоните.

— Дон капитан! Рокэ, вы… — Ему пихнули в руки бутылку, однако Джильди упрямо договорил: — Вы опять меня выручаете.

— Ложь и клевета… Я просто не люблю, когда на моём корабле орут. Это жутко отвлекает.

Луиджи не поверил, но спорить не стал. Алва прав, как всегда, может, сегодня удастся хотя бы забыться?

— Тогда спокойной ночи…

— Спокойной ночи.

Sin saber se va la vida

Sin correr la vida se va, беспрестанно выло в голове.

Sin saber se va la vida

Sin correr la vida se va…

***

1586

Прощай, милая цветущая земля! Прощайте, экзотические девушки, отравленные цветы и неимоверно тяжёлые сундуки, из-за которых Валме чуть не сломал спину. С вами было весело, но пора уезжать, и, как ни странно, это расставание прошло легко. Марсель терпеть не мог прощаться с кем или чем угодно, но, видимо, стоит поблагодарить сундуки. Они весили как три отца и половина брата, и это было ужасно.

Отплытие и предстоящие приключения пробудили в виконте поэта. Последние несколько месяцев он притих, этот внутренний поэт, потому что нужно было забивать голову склонением местоимений и чисткой палуб, а теперь стало попроще, и Марсель прямо-таки развернулся. Начинался новый опус безрадостно: «как страшно враз отринуть всё былое», но выглядел многообещающе.

Виконт решил напеть, чтобы посмотреть, как там с ритмом и прочими поэтическими радостями. Он забрался едва ли не на нос и уже собирался орать, когда понял, что его опередили. Мимо пронёсся поющий Алва.

— Так нечестно, — обиделся Марсель, но ему уже не ответили. Настроение сочинять пропало, и через какое-то время он вернулся к центру палубы, помогая Антонио что-то куда-то тянуть.

— Домой хотите, месье виконт? — участливо спросил матрос.

— Да нет, вы неправильно истолковали мою грустную физиономию, — пояснил Марсель. — Мне тут ваш поющий дон капитан вдохновение отбивает.

— А, — ему показалось, или лицо Антонио осветилось творческой гордостью? — Значит, скоро будем бить англичан.

— Да ладно?! А погоду вы по нему не определяете? — Валме получил в ответ взгляд, полный укора, и всё равно засмеялся.

В ближайшие сутки ни один из несущих вахту не заметил на горизонте корабля, но Марсель уже проникся всеобщим мандражом и готовился к чему-то грандиозному. У него сложилось своё представление о боевых способностях «Сан-Октавии», но хотелось бы уточнить лично — как непосредственному будущему участнику происходящего. Пришлось вежливо стучаться в капитанскую каюту и спрашивать.

— Дон капитан, драка будет? — смешал субординацию с любопытством виконт.

— Будет, куда денется, — утешил его душу Рокэ. Он раскидал по всей поверхности каюты какие-то тряпки и флаги и теперь, видимо, выбирал. — На вас какая смотрит?

— Вот эта, с черепком, пиратская, — любезно отозвался Марсель. — В обморок не упаду, сам догадался.

— Ваша сообразительность греет мне душу, но всё-таки как давно?

— Вы очень мило грозились размазать по борту английские мозги. Судя по тому, что я знаю об этих товарищах, они атакуют ваши торговые судна на пути через Атлантику, — припоминал Валме, — дерутся и грабят. Много дерутся и ещё больше грабят. На суше я только убедился, что у нас проблемы, только вы, кажется, не считаете это проблемой…

— А честно?

— Честно… Вы в первый день ром пили, вот я и подумал…

Капитан остался доволен правдивым ответом и кивком указал на сложенный пиратский флаг:

— Первыми до этого додумались ваши земляки, но всю славу пиратского бизнеса прибрал к рукам английский Дракон. Мне ни разу не посчастливилось нарваться на него лично, а жаль, это была бы знаменательная встреча… Всю жизнь задаюсь вопросом, верит ли в Бога сэр Фрэнсис Дрейк.

— На абордаж полезем? — загорелся Марсель, не особо заинтересованный в личной жизни елизаветинского пирата.

— Полезем, — Рокэ прищурился и внимательно на него посмотрел. — Вы тоже собираетесь, виконт? Это лишнее.

— Как так? — Он что, зря худел, что ли?!

— А как вы думали? Останетесь здесь и будете караулить добычу, кто-то всё равно должен это делать.

— Я умею драться, — пока не стало совсем обидно, предупредил Валме. — И вполне сносно, раз жив до сих пор.

— Мешаться под ногами вы тоже умеете, — резко прервал его Алва. — Атаковать пойдут другие. Что-нибудь ещё?

Нет, спасибо, всё понятно. Немного раздосадованный и много обиженный, Марсель потопал в трюм. В самом деле, на что рассчитывал? То, что его до сих пор не вышвырнули прочь — всего лишь