— На полтора часа! Очень по-капитански. Кстати, мы же теперь знаем, на чём плывём?
— Это я мог сказать ещё вчера — «Сан-Матео». Седьмой галеон герцога Медина-Сидония, он же Алонсо…
— Я в вас не разбираюсь, — отшатнулся Марсель. — Герцог так герцог… То есть погоди, мы тебя не от короля ждали?!
— Не от короля, — туманно ответил Алва, ловя взгляд какой-то проходящей мимо испаночки, — так от королевы… какой-нибудь…
Испаночка хихикнула и помахала рукой, получив такой же умилительный жест в ответ.
— Я посмотрю, доны капитаны времени зря не теряют, — присвистнул виконт. Девушка была хороша и уже счастлива, ему определённо придётся поискать в другом квартале.
— В отличие от месье виконтов. Ты ничего не терял сегодня, кроме моей персоны?
— Есть такое, — пришлось признать, что тетрадку он не просто забыл, но и не видел. В последний раз она попадалась на глаза во время их стоянки в Аликанте — вполне возможно, многострадальная вещица исполнила тайное желание своего хозяина и осталась там жить. На веки вечные. Марсель не успел честно доложить о пропаже, так как забыто-потерянную тетрадочку вручили ему лично в руки. — Вот оно что! Спасибо… Ты её украл или нашёл? Впрочем, чего я спрашиваю, скорее нашёл.
— А может, и украл, — не согласился Рокэ и придвинулся, понизив голос до заговорщицкого шёпота: — Я же такой грешник.
Капитанские грехи стали последней каплей, а, просмеявшись, Марсель уже никого рядом не нашёл. С прибрежной полосы слышались знакомые голоса — командный состав корабля таки воссоединился, несмотря на страдания, тщетные поиски и прекрасных дам, как назло попадающихся по пути в порт. С нежностью погладив тетрадку по разбухшему корешку и поправляя выпадающие страницы, Валме подумал, сколько же всего она пережила! Они и тонули вместе, и горели… Здесь хранился заветный лист и старые письма, а ещё — треклятый недописанный сонет.
Что с ним делать — непонятно. Вдохновение приходило в самые неподходящие моменты, и каждый раз, открываю нужную страничку, Марсель обнаруживал нечто изящно недописанное, грациозно оборванное или интригующе брошенное. Остальные стихи так и пёрли, а этот всё как неродной.
Как страшно враз отринуть всё былое
И оказаться неизвестно где,
Отдать всю душу ветру и воде,
Забыть о постоянстве и покое.
Как радостно отринуть всё былое
И, потеряв, ещё раз обрести,
Шагать вперёд по новому пути
И знать, что старый ничего не стоил.
И воды бороздить на корабле,
И в шторм, и в штиль, и в бурю — не тонуть…
И наконец придумать что-нибудь. На этом месте видавшее виды стихотворение и кончалось, но в этот раз Марсель с удивлением обнаружил, что оно закончено. Чужим, однако очень знакомым почерком.
Держась друг друга в радости и в горе,
Почти что не скучая по земле.
Ведь стоит лишь отчалить в дальний путь —
И ничего не надо, кроме моря.
Усмехнувшись, виконт закрыл тетрадь и как можно надёжнее пихнул её за пазуху. Нам с тобой, родная, ещё плыть и плыть, ходить и ходить… Бороздить моря, дышать солёным ветром, рассекать сапфировые волны — и идти вперёд. Хорошо, когда есть, за кем.
***
— В течение двадцати лет Англия провоцировала нас на открытую борьбу. Папа Сикст Пятый неоднократно призывал нас, мои братья и сёстры, к спасению английских католиков, и верной рукой направлял нас на этот неравный, но справедливый бой. Мы терпели грабежи и погромы, терпели религиозную экспансию и непримиримую всепроникающую ересь, она заползала в чужие страны, души и сердца. Последней каплей терпения нашего стала казнь королевы-католички, Марии Стюарт, и нападения Фрэнсиса Дрейка, столь вероломные и нахальные, что для них не подобрать соответствующих слов. Испания — великая держава, так хватит терпеть, как нас дурачат и водят за нос, хватит озираться на давно забытый мир, когда на пороге война! Сто тридцать судов, две с половиной тысячи орудий, тридцать с половиной тысяч человек. Шесть самостоятельных эскадр образуют седьмую, сильнейшую, непобедимую. Наше войско разнообразно и сильно, наши корабли связаны не только сигналами и условными знаками, они не просто идут под одними парусами — они связаны верой и мощью, мощью и верой, — Филипп обвёл своих капитанов долгим, тяжёлым взглядом, и зычно произнёс: — Вперёд, Испанская Армада! За победой!