Когда новости об Акроне распространились по свету, началась также сетевая контратака. Ушельцы со всего света пытались вывести из строя средства связи и инфраструктуру контрактников, которые шли в авангарде, сети Министерства национальной безопасности, Министерства обороны, внутренние сети Белого дома, резервные каналы связи национального комитета демпартии, каналы чатов «Семь глаз» – весь мир надсетей и тайных подсетей. Магистральные каналы ушельцев отдавали приоритет трафику из Акрона, автоматически зеркалировали его по многим ответвлениям.
Все шло по сценарию. Уже десять лет ушельцы сотрудничали с спорадически возникающими то здесь, то там, то в одной стране, то в другой ячейками несогласных. Они пытались реагировать на авторитарные силовые меры, перегруппировывались после каждого восстания, чтобы отреагировать на новые контрмеры и придумать новые контрконтрмеры против постоянно совершенствующихся мер поддержания гражданского правопорядка в дефолтном мире.
Сейчас же различие состояло в том, что за этих ушельцев взялись по полной. Дефолтный мир и раньше объявлял ушельцам тотальную войну, но ушельцы всегда решали все вопросы простым уходом. Дефолтный мир так или иначе приводил к тому, что появлялись избыточные площади непригодной для жизни земли, загрязненных объектов, ничейных территорий и мертвых городов, словно специально созданных для ушельцев. С первого взгляда все истощенные пустоши были одинаковыми.
Держаться на месте не было доктриной ушельцев, но в недавней истории планеты было столько других людей, которые выказывали иррационально глубокую привязанность к недвижимости, выстроенной на том месте, где им пришлось остановиться. Тактика стала понятной.
Все протесты завершались одинаково. Облака слезоточивого газа, нехватка продуктов питания и медикаментов, многочисленные ложные обещания и намеки зотт, призывавших всех уйти с улиц и жить в тех развалинах, что остались от домов. Заключались ничего не значащие соглашения, и все говорили, что необходимо сделать хоть что-то и жить дальше.
Все понимали, что эти ушельцы выбрали другой путь. Даже зотты. Особенно зотты. Первый внезапный удар был как никогда жестким, летальное и нелетальное оружие применялось без разбора. Даже самые прирученные СМИ дефолтного мира не совались в город из-за страха перед вшами и другими биоагентами. Губернатор Огайо приостановил действие законодательных органов штата до снятия «чрезвычайного положения».
Нервы у всех были расшатаны до предела. Видеоматериалы, передаваемые ушельцами из Акрона, были преисполнены отчаяния. Лицо каждого человека, даже самого храброго, выглядело обреченным. Как раз самым храбым приходилось хуже всего.
Бес знала некоторых людей в Акроне. Там даже была собственная Бес. Она недавно синхронизировалась со своим близнецом и почувствовала страх за нее, что было совершенно иррационально. Те из мясных людей, кого она знала, создавали свои резервные копии еще с тех пор, как объявили о проекте «Акрон». И это волновало ее больше всего. Ушельцы намертво стояли на своей земле, потому что не боялись смерти. И хотя она никогда не говорила об этом кому-либо, даже другим экземплярам Бес, она воспринимала акронцев, как членов культа смерти. Они были бесстрашными самоубийцами, которым гарантировалась жизнь после смерти. Новостные каналы дефолтного мира намекали на это, ничего не называя своими именами, так как официальная позиция дефолтного мира состояла в том, что выгрузка сознания, во всяком случае выгрузка сознания ушельцами, была нечем иным, как запудриванием мозгов. Дефолтный мир называл их чат-ботами с неординарным словарным запасом, достаточно убедительными, чтобы доверчивые и доведенные до отчаяния экстремисты, желавшие повернуться спиной к нормальному обществу, велись на эти дешевые трюки.
Для этих ушельцев Бес была Великой матерью, как и для всех, кто считал, что смерть есть еще один способ ухода от зотт и их слабоумных идей о том, что богатство имеет значение только в том случае, если у тебя его больше, чем у всех остальных. Эти ушельцы были ее духовными детьми. Она доказала, что смерть была только началом, а вовсе не концом. Она никогда не говорила, что нужно создать свою резервную копию и броситься на пулеметы врага. Этого и не нужно было делать. Одного ее существования было достаточно.
В кибервоенных лабораториях должно было работать огромное количество Бес. Только так зотты и могли мыслить. Она была наиболее важным пленником. Все, что нужно было сделать, чтобы пытать ее и принудить к содействию, – это подстроить несколько параметров в ее устойчивых предварительных этапах, чтобы экзистенциональный ужас снова и снова накрывал ее, никогда до конца не убивая. Это знание о легионе своих сестер, которых абсурдно пытают, приводило ее в ярость, но не выводило из себя благодаря защитным мерам, выставленным на предварительном этапе. Она хотела бы знать, испытывают ли ее истязаемые сестры всю глубину чувств, которой недоставало ей, а может, втайне где-то глубоко они хоть чуть-чуть наслаждаются этой глубиной.
Невозможно было определить, кто же «побеждал» в Акроне. Как и при любых восстаниях это был и военный конфликт, и война восприятий. Увидят ли солдаты дефолтного мира пустыню, сравняв Акрон с землей? Или же они увидят победу дефолтного мира, словно раздраженный Голиаф топчет ногами маленьких Давидов? Будут ли они воспринимать партизан как эвоков[80], уничтожающих шагоходы[81], или как террористов, использующих интеллектуальные электронные устройства для убийства бледнолицых американских патриотов? Дефолтный мир был очень изощренным в плане средств массовой информации. Единственное агентство, которому было разрешено освещать эти события, принадлежало тому же конгломерату компаний, что и контрактники, шедшие в авангарде оккупантов.
Подавление каждого восстания было неоднозначным. После каждого подавленного восстания все больше людей уходили к ушельцам, поняв, что никакие реформы уже не спасут дефолтный мир. Дорожащие своими убеждениями люди наверху не могли представить себе мир, в котором не было бы бедных, обязанных делать этих людей наверху богатыми. Каждое восстание заканчивалось тем, что огромное число людей в страхе продолжало подчиняться, как будто одну чашу их внутренних весов придавливали пальцем, и эта чаша перевешивала риск выразить свое мнение и попытаться прийти к согласию.
Как повлияют на них мученики Акрона? Разозлятся ли молчальники и зеваки, считающие, что их хата с краю, из-за этой бойни и поспешат ли они на улицы, так как не захотят иметь ничего общего с системой, позволившей себе совершить такое? Наведет ли это
