– Учить меня жизни.

Он выглядел нелепо. Она поняла, что ему очень хотелось втянуть ее в спор. Его можно было с легкостью обыграть, потому что он просто не мог поверить, что люди вокруг не пытались его во всем обыграть.

– Лимпопо, последние несколько лет были очень трудными. После того, как «Б и Б» … э-э-э…

– Рухнули.

– Я долгое время злился. Злился на тебя, потому что знал, что в этом моя вина. Чья же еще? Я тебя выгнал.

– Ты поступил гораздо хуже.

– Я поступил гораздо хуже. Я тебя вышвырнул.

– Нет, этого ты никогда не делал.

Ты бы и не смог этого сделать.

– Я бы и не смог этого сделать. – А он не был таким идиотом, каким казался. – Я отобрал у тебя все, потому что считал, что это сделает меня сильнее, потому что считал, что твои действия делают людей слабыми. Но все это… сила, слабость…

– Все это ерунда.

– Полностью с тобой согласен. Сила и слабость – это не то, что ты делаешь, а то, зачем ты это делаешь. – Он остановился. Она попыталась что-то сказать… – Конечно, важно и то, что ты делаешь. Это не благотворительность и не благородная обязанность обращаться к людям, как будто вы равны, даже если они не равно «полезны», что бы это «полезно» ни означало.

Он готов был заплакать. Фельдшер перестал обрабатывать пальцы на его ногах и внимательно наблюдал за ним. Джимми посмотрел на Лимпопо, вздохнул, потом продолжил, что произвело на Лимпопо впечатление, так как он должен был знать, что его исповедь будет известна всему Тетфорду к тому времени, как он найдет себе место для ночлега.

– Я убеждал себя, что сделаю этот мир лучше. Я думал, что есть «полезные» и «бесполезные» люди, и если не сделать полезных людей счастливыми, то бесполезные умрут с голода. Разумеется, я относил себя к полезным. Я обладал этими тайными знаниями о бесполезных и полезных людях, и если это не было полезным, то что же тогда было? Я говорил себе, что делал для других гораздо больше, чем они для меня. Нам нужно было позволить тем людям, чья ценность не вызывает сомнений, делать все, что им захочется. Это было неправильно. Я был не прав. Именно за это я пытаюсь извиниться.

– Твоя проблема в том, что ты считаешь «полезность» и «бесполезность» свойствами людей, а не тем, что люди делают. Человек может приносить пользу или антипользу в зависимости от обстоятельств. Эволюционные веяния не обошли каким-то образом людей, которые не вносят тот вклад, который они, по твоему мнению, должны вносить, оставляя тем самым тебе право брать на себя функции естественного отбора. Причина, по которой все, что связано с нами, распределяется по кривой нормального распределения, где несколько шизиков остаются в длинных хвостах справа и слева, а все остальные в массе пребывают в центральной части, заключается в том, что нам нужны люди, которые просто делают свое дело, а несколько членов пожарной команды справляется с тем наистраннейшим дерьмом, которое происходит по краям нашей кривой. Мы предполагаем, что человек, который тушит пожар, – это стометровый супергерой, которому на роду написано спасение вселенной, а не тот, кому повезло один раз, а потом предоставлялось множество возможностей снова поймать удачу за хвост.

– Я именно это и пытаюсь сказать. Трудно дойти до этого самому. Это скрутило мне мозги, и я перестал верить в полезных и бесполезных людей, когда я сам на деле доказал свою бесполезность. Затем мне было откровение, что та мера, которой я мерил всех людей, та мера, на которую я всегда полагался, не имеет ни к чему совершенно никакого отношения. Это одна из тех удобных вещей для самообмана.

– Я соглашусь, что эта твоя старая мера была совершенной ерундой, поэтому поставлю тебе зачет.

Он вздрогнул, когда фельдшер сделал что-то с его ногой. Два пальца на ней выглядели совсем плохо: черные до самых кончиков. Лимпопо отвернулась, скривившись.

– Спасибо, – хрипло сказал он, но обращался он при этом к ней или к фельдшеру, этого она не смогла определить.

Идея провести праздник пришла не к Покахонтас, но она с радостью ее подхватила. Сначала Итакдалее просто ужаснулся от одной только мысли об этом. Ему трудно было представить, что же такое можно было отмечать посреди бесчисленных смертей и беспокойства. Ласка исчезла, а Гретил ушла с головой в какие-то секретные проекты. Он был уверен, что все будут глубоко оскорблены этой мыслью, начиная от космоученых и заканчивая недавно прибывшими сюда сотрудниками Университета, авиаторами и жителями «Б и Б», которые до сих пор оплакивали своих мертвых. Однако Покахонтас разослала уведомления о ходе подготовки к празднику через социальный портал космического центра, и стало понятно, что людей беспокоило только то, не возненавидят ли этот праздник другие.

Покахонтас воплощала собой силу природы. Она первая из своей команды поняла, как управлять производственными системами трехмерной печати космических скафандров, сделала себе прекраснейший скафандр, который носила во время нескольких эпических многодневных походов, устанавливая контакт с окрестными племенами коренных народов[71]. И эти племена не были так политически подкованы, как она, они совершенно не видели смысла в дефолтном мире и проявляли любопытство ко странным космоученым, работавшим в Тетфорде через столько лет после того, как поселение пришло в упадок. Покахонтас использовала производственную систему Тетфорда для печати компонентов для нового космического скафандра, выкладывала их в технологический коридор, а оттуда любой сотрудник на свободном транспортном средстве доставлял его космоученым. Гретил восстанавливала двигатель грузового состава, который с трудом доплелся до Тетфорда. Они пустили бы его на сырье еще в дороге, однако огромное количество раненых тогда не дошло бы до космического центра пешком.

Гретил было гораздо лучше, что поразило Итакдалее. Сет рассказал ему, что та сделала, и, хотя она теперь редко слышала о Бес, сим работала на собственных серверах бункера, чтобы избежать риска быть обнаруженной в огромном потоке трафика, там, где никто этого не ожидал. Сжатые сообщения способствовали стоицизму и приподнятому настроению. По словам Бес, Ласка пребывала в здравом уме и доброй памяти, несмотря на все пытки. Она была сделана из несокрушимой стали.

– Если она не теряет рассудок, то мне тем более не следует, – сказала Гретил однажды утром, когда Лимпопо принесла ей кофия и свежих роллов.

– Будешь петь? – сказала Лимпопо. Итакдалее внимательно посмотрел на нее. У Гретил был красивый грустный голос. В стародавние времена в одном из общих залов «Б и Б» она целыми вечерами пела песни из своего богатого репертуара в сопровождении музыкантов «Б и Б». А капелла она звучала просто потрясающе, с аккомпанементом – трансцедентально. Но с