– Не надо упрощать. Это способ восприятия определенных частей тебя. Технически я являюсь частью тебя.

– Это как понимать?

– Ты – это твоя реакция на меня. Если бы ты реагировал на меня совершенно иначе, чем в то время, когда ты был…

– Сделан из мяса.

– Да. Если бы ты так реагировал, то был бы уже совсем другой личностью. Беседа, которую мы сейчас ведем, частично определяет тебя.

– Я перестану быть собой, если ты умрешь?

– Отчасти.

Керсплебедеб грубо высморкался.

– Нет, послушай!

– Ха, я только что нашел камеру, чтобы смотреть на вас обоих. – Он вызвал окно с видеопотоком, поступавшим с обеих камер, установленных в комнате. Гретель выглядела совсем плохо. Как и Керсплебедеб. Но она еще выглядела старой. И жирной. И нелюбимой.

Она проглотила ком в горле.

– Когда ты теряешь важного для тебя человека, ты не можешь реагировать так же, как если бы этот человек был рядом. Как когда… – она еще раз сглотнула, – когда рядом была Ласка. Я злилась, но она парой слов могла меня охладить. Она была частью моего восприятия, внешним протезом для моих эмоций. Она помогала мне поддерживать мое внутреннее равновесие, – примерно то же самое, чем для тебя являются процедуры предварительного этапа. Затем… – она остановилась. – Теперь, когда ее нет, я уже не та Гретил, которую ты знал раньше. Личности существуют в сочетании с другими людьми.

Керсплебедеб забавно посмотрел на нее.

– Я никогда не рассматривал это с такого ракурса, но ты права. Другие люди делают тебя лучше или хуже.

– Гретил, – сказал Итакдалее. – Лимпопо мертва?

Кровь словно отхлынула от ее лица, кожу стянуло.

– Почему ты это сказал?

– Ее нет с вами. Ты говоришь о том, как люди меняются, когда теряют любимых. Лимпопо умерла?

– Мы не знаем, – сказала Гретил.

– Мне так не кажется, – заявил Керсплебедеб. – Это больше походило на похищение. Теми, кто убил тебя и Джимми.

– Какого Джимми?

– Он пришел после твоего сканирования. Парень, что выгнал вас всех из «Бандажа и Брекетов». Лимпопо рассказывала мне эту историю.

Инфографика заплясала.

– Ах, этот Джимми. А что он вообще делал вместе со мной и Лимпопо?

– Вы вдвоем вернулись, чтобы спасти его. Он не мог идти. Отмороженные пальцы ног. Они взорвали комплекс Тетфорда, мы ушли. Он был в скверном состоянии, приплелся в Тетфорд совсем никудышным, у него не было времени подлечиться, прежде чем нам пришлось уходить. Мы не смогли найти его скан.

– Но у вас есть скан Лимпопо?

– Да, – сказала Гретил.

– Что?

– Что?

– Гретил, Estoy aqui por loco, no por pendejo[105]. Я мертвый, но не сумасшедший. Так что насчет скана Лимпопо?

– Мы не хотели запускать его, потому что она все еще может быть жива, и это будет очень странно – запустить еще живого человека. Если она вернется сюда живой и невредимой, а здесь работает ее сим, то ей придется убить версию себя. Или жить с этим.

– Неужели?

– Ну да.

– Тогда почему у Керсплебедеба такой вид, будто ты мне сейчас компостируешь мозги?

Тот пожал плечами.

– Забыл, что он нашел камеру.

Гретил встала, прислонилась к стене и уставилась в потолок.

– Что насчет Лимпопо, Керсплебедеб?

– Мы делали сканы, начиная с толпы ученых и, как ни странно, двух случайных наемников в Университете ушельцев; затем еще немного в «Б и Б» и чуть больше в космическом городке. Они все разные, сделаны с использованием разных методов пост-обработки, различной калибровки, разного оборудования, да и вообще все сканы сделаны по-разному. Сейчас ушельцы по всему миру пытаются делать сканы, и все используют какие-то собственные идеи и технологии. В общем, полная каша. Одна рабочая группа изобрела стандартный способ упаковки данных и предварительного их опробования для проверки, станут ли они работать в конкретном симе. Это показатель достоверности работы каждого мозга в банке, отдельное число, показывающее, знаем ли мы, как вернуть к жизни этого человека.

– Пока, вроде, все понятно. Когда меня сканировали, все было хаотично. А скан Лимпопо не так хорош, как можно было бы надеяться?

– Твой скан – девять целых восемь десятых. Ее скан – одна целая семьдесят шесть сотых.

– М-да. На шкале от одного до десяти, верно?

– Верно.

– Черт. Как я рад, что я сейчас сим, и есть код, который не дает мне расчувствоваться. Есть часть меня, знающая, что эти новости могут привести меня к самоубийству, если воспринимать вечность как свои мозги в банке, а Лимпопо мертва навсегда.

– Все не совсем так. Я понимаю, что ты чувствуешь. Никто ничего не слышал о Ласке уже несколько месяцев. Ее скан – две целых четыре десятых. Но этот показатель не означает вероятность того, сможем ли мы когда-нибудь запустить сим; он означает вероятность того, что мы сможем запустить этот сим прямо сейчас. Проблема моделирования человеческого создания на компьютеризированных носителях является очень комплексной, ее пытаются решить уже многие годы. Сформировалась уже чуть ли не религия – та Сингулярность, о которой все так много говорили. Мы действительно совершили прорыв, он привел к нескольким грандиозным успехам, включая тебя, включая эту беседу. Но самый важный фактор этого прорыва не в том, что сейчас мы можем делать нечто, что не умели раньше, а тот факт, что мы добиваемся результатов. Что будет наиболее вероятным: что мы сделали один-единственный прорыв или же это – лишь первое из целого ряда последующих достижений?

Я не знаю ответа. Никто не знает. Это набор данных с одной точкой. Прорыв.

Но чувствовалось, что Итакдалее восхищен. Его инфографика это подтверждала.

– Более того. Ты знаешь, что сим Бес работал, но являлся несовершенной симуляцией? Ее сломанный, нестабильный сим способствовал созданию стабильной версии. Отныне будет появляться все больше выдающихся, даже легендарных ученых, которые будут работать в виде симов, запускать по несколько копий себя, создавать резервные копии различных версий себя и восстанавливаться из этих резервных копий, если, например, эксперименты не удались. Они смогут мыслить так, как мыслили раньше своими мясными мозгами, а также осознавать такие вещи, о которых раньше даже не могли подумать.

Мы разработали механические компьютеры, которые помогли нам создать электронные калькуляторы – помощники в построении полностью программируемых компьютеров. Мы построили наковальню, позволившую нам сделать инструменты, которые позволили создать наковальню для производства более лучших инструментов, которые позволят сделать наковальню…

– Я понял. Я думал, что симы устойчивы к бесконечным циклам. Бытие мясной личности кажется довольно жалким.

– Так и есть, – она тяжело вздохнула. – Мне хотелось бы оцифровать мои мозги, не дать сбиваться с пути. Но мне так ее не хватает.

Керсплебедеб обнял ее. Она позволила ему это, положив голову на его худую грудь, вдыхая его мальчишеский пот с душком лишайниковой текилы и чечевичной веганской грибковой культуры. Она нечасто давала людям обнимать себя, наверное, это нужно было начинать исправлять. Ей сейчас так этого недоставало.

– Просыпайся, – Надя трясла ее за плечо. Ласка свернулась калачиком, но напрасно