Надя начала толкать ее под ребра. Когда та закрылась одеялом, Надя пихнула ее в живот.

Ласка посмотрела на свою мучительницу.

– Надеюсь, это что-то действительно важное.

– Тебе понравится. – Она присела в изножье кровати, конструкция которой была довольно знакомой – кровать «Муджи» для самостоятельной сборки, идентичная тем, которую выпускала фабрика, что они освобождали той ночью, когда встретили Сета и Итакдалее; схему такой кровати можно было загрузить откуда угодно. Производство явно было ушельским. Кровать едва скрипнула под весом Нади.

Ласка потерла глаза кулаками и с трудом села, пытаясь сконцентрировать взгляд на Наде, которая, на удивление, впервые изменила нейтральное выражение лица на самодовольную ухмылку.

– Что надо?

– Вот, возьми, – она протянула Ласке пластмассовый бокал на длинной ножке, еще теплый после принтера. Затем нагнулась и поигралась с чем-то у подножия кровати, что щелкнуло и хлюпнуло. Она подняла невероятную бутылку шампанского, настоящего шампанского с метками «Стандарт энд Пурз» и «Моет Шандон», которые она запомнила по новогодним праздникам у кузенов Редуотер. С помощью какого-то Т-образного инструмента темно-зеленого цвета она ослабила пробку с таким изяществом, какое Ласка еще ни разу не видела при обращении с шампанским, затем наполнила свой бокал и еще один, который подняла с пола.

Они чокнулись. В паре с бывшей наемницей Ласка пила винтажное шампанское в семь утра, сидя в малюсенькой ушельской комнате, в одном из десятков помещений, наспех сооруженных вдоль стропил огромного заброшенного цеха за пределами Саут-Бенда. И самое странное: все казалось довольно логичным.

– С документами все в порядке?

Надя выпила остатки шампанского, на миг замерла, ощущая, как оно скатывается вниз по гортани, оскалилась как волк, выкинула бокал из окна и принялась с жадностью пить прямо из бутылки, остановившись на мгновение, когда до них откуда-то снизу, с пола цеха донесся звон разбившегося стекла.

– Поздравляю, зотта, ты теперь богатая дама.

Эти несколько месяцев, когда юристы Нади до седьмого пота работали в судах Онтарио, оказались очень трудными. Затем дело дошло до Федерального суда. Дважды Надя исчезала на несколько недель, направляясь неведомо куда, чтобы давать показания под присягой в рамках программы по защите свидетелей, которая, предположительно, должна была обеспечивать все меры предосторожности, однако Ласка была уверена, что Надя полагалась больше на свою оперативную безопасность, чем на профессиональный кодекс программы по защите свидетелей.

Перед первой поездкой Надя села рядом с Лаской и рассказала во всех леденящих кровь деталях о том, что за ними охотятся армии наемников, наделенных практически безграничными полномочиями и ресурсами. На их поиски были направлены обширные сети наблюдения, анализировавшие каждый пакет, который проходил через основные магистральные каналы ушельцев, через узлы дефолтного мира с наибольшим количеством подключений. В этих пакетах выполнялся автоматический поиск огромного количества ключевых слов, всего, что могло хоть отдаленно характеризовать Ласку или ее предыдущий доступ к сети. Данные брались из неизмеримо огромных баз данных собранного сетевого трафика. В поисках Ласки боты наблюдения анализировали гигантские объемы данных, пытаясь отыскать в них свойственные Ласке особенности набора текста, порядок посещения любимых сайтов, примеры использования ею грамматики, синтаксиса и пунктуации.

– Это вовсе не радиационный фон наблюдения, – сказала Надя, – это пучок сфокусированных лазеров. Когерентное излучение, понимаешь? Даже с теми бюджетами, которые они тратят на всякие там шпионские штучки, они не могут уделять каждому такие ресурсы. Ты в эксклюзивном клубе.

Как объясняла Надя, верхняя часть стратосферы была набита дронами высокого разрешения, призванными сличать ее походку и лицо (окажись она настолько глупой, что ходила бы с задранной к небу физиономией), каждый биологический военный датчик раннего предупреждения был ориентирован на поиски ее ДНК, каждый второй встречный мог оказаться агентом под прикрытием, который мог бы безбедно жить следующие десять лет, если бы получил вознаграждение за пойманную Ласку.

– Если ты пытаешься напугать меня, то тебе это удалось. Но зачем? Я сказала тебе, что никуда не уйду, пока наша денежная сделка не будет окончательно и бесповоротно завершенной. Я буду здесь, когда ты вернешься.

– Ты меня с кем-то путаешь, мисс Ласка. Я рассказываю тебе все это не потому, что переживаю, что ты убежишь и я тебя не найду. Я просто боюсь, что ты сбежишь и будешь поймана кем-то, кто больше и умнее, чем мы с тобой, вместе взятые. Я хороший специалист, но дело здесь в подавляющем количестве наших оппонентов и их безграничном бюджете. Твой отец уверил своих братьев, что, если ты сможешь довести этот план до логического конца, он повлечет за собой «угрозу недобросовестности» со стороны всех, находящихся в их подчинении. Каждый зотта знает, что только самых старших может ожидать получение наследственного состояния, а младшие братья и сестры будут обречены на значительно менее обеспеченную жизнь, поэтому у них возникнет соблазн стать ушельцами. Если они смогут нанять помощь и доказать что-нибудь в суде, это потрясет устои.

– Что ты хочешь сказать?

– Боюсь, что нас обеих сделают примером для других. Если они смогут это остановить, то сделают все возможное, даже если это будет стоить больше, чем они готовы потерять. Хорошие новости в том, что у меня есть надежные сведения о наличии плана Б на тот случай, если первый план не сработает. Они попытаются сделать вид, что ничего не произошло, и более не привлекать внимание к этой проблеме. Думаю, что, если мы будем дисциплинированно придерживаться принципов оперативной безопасности, то обе уйдем отсюда с тем, что нам нужно.

Среди ушельцев Саут-Бенда Ласка испытала на себе новую разновидность плена. Ее кожа стала на три оттенка темнее, для этого ей пришлось каждое утро принимать особые таблетки, от которых кожа трескалась и покрывалась пятнами. На кончиках пальцев ей пришлось носить специальные интерфейсные поверхности, которые выглядели очень ненатурально и были сами по себе ужасно неудобными, но гарантировали, что она не оставит никаких отпечатков пальцев. Он носила цветные контактные линзы, а также позволила Наде склеить клеем длительного действия два самых маленьких пальца на обеих ногах, чтобы изменить походку.

Она называла себя «Затяжкой», именем, присвоенным ей Надей из-за затянувшейся операции. У нее были свои обязанности на заводе, она ходила в длительные походы в пораженные болезнью леса, долго оттирала свои руки и ботинки после возвращения и делала то же самое перед едой или прикосновением к своей слизистой оболочке. Она читала книги, классику ушельцев: Бакунина, Ильича и Люксембург – старых мертвых анархистов. Она прочитала «Память Каталонии» и почувствовала, что наконец поняла Оруэлла. Суть «Тысяча девятьсот восемьдесят четыре» была в предательствах и манипуляциях. Когда она потеплела в своем отношении к доброму старому Джорджу, то вспомнила (что оказалось для нее громом среди