Но Гайя сама подошла к нему, дружески поздоровалась:
— Готов к мучениям?
— А кто из нас не готов? — ответил он с насмешкой, не забывая любоваться ее нежными розовыми губами и яркими, выразительными глазами.
Гайя не смутилась под его взглядом:
— Пойдем. Я в ванной приготовлю все. А ты догоняй, — и она скрылась в галере, прекрасно поняв, что смущает сейчас искалеченного воина.
Ренита в очередной раз заверила ее, что с Волком все будет хорошо, он полностью восстановится — но надо потерпеть какое-то время, неустанно разрабатывая онемевшие мышцы, чем он и занимался, преодолевая боль и усталость. А мазь в сочетании с горячей ванной должна была помочь мышцам как можно скорее обрести былую силу и ловкость.
Волк смущенно скользнул в горячую воду, куда Гайя вылила принесенный отвар, и блаженно раскинулся в темной и мутной от травяного настоя воде, надеясь, что его укромные части не будут бросаться в глаза Гайи. Он с затаенным сердцем наблюдал, как девушка уверенным движением сняла не только доспехи, но и парадную тунику, повестила на спинку кресла, а сама подошла к нему, одетая только в узкие строфос и сублигакулюм, мало скрывающие ее накачанное крепкое тело. И тут Волк он изумления сощурил глаза и тряхнул головой: сначала он решил, что ему привиделось среди горячего пара, но затем он прищурил глаза и пригляделся внимательнее — по телу девушки вились изящные тонкие черные линии, складывающиеся в двух драконов, которые казались живыми, чутко реагируя на каждое движение сильных мышц под гладкой упругой светлой кожей.
Гайя начала разминать ему плечи, стараясь не задевать многочисленные шрамы, и он заметил ее нерешительность:
— Не бойся. Тут не больно.
— Скажешь, если будет неприятно?
— Скажу, — согласился он просто потому, что согласился бы сейчас с ней по любому поводу.
Он лежал в воде, вдыхал запах трав и думал о стоящей рядом девушке — она была такой сильной и независимой, что даже он не мог представить ее в роли бессловесной жертвы, какой оказалась в свое время его юная жена. Волк подумал, что позволь он себе влюбиться в эту красавицу трибуна — то не будет чувствовать угрызений совести, что бросает на нее тень своей службы и ставит под удар. Судя по всему, у этой хрупкой белокурой девушки, под татуировками которой он рассмотрел шрамы от боевых ран, жизнь тоже не была залита медом — скорее, кровью и потом.
Голова его начала кружиться от горячего пара и от ее прикосновений. Волк вздрогнул всем телом, и задел губами ее шею в тот момент, когда она наклонилась растереть ему грудь. Он коснулся ее кожи едва-едва, но от неожиданности ее рука соскользнула ниже под воду на невероятно напряженный пресс, и он перехватил эту руку, поднес к губам, целуя середину ладони и глядя при этом ей в глаза.
Гайя была ошеломлена, а Волк, с неожиданной силой, вернувшейся в его руку, удержал ее, пробежал губами до запястья и принялся целовать внутреннюю сторону запястья:
— Спасибо, что ты возишься со мной… — Волк прошептал ей то, признаться в чем потребовало от него огромных усилий, ведь он так давно ни с кем не разговаривал вот так, по-человечески.
Он поднял глаза, надеясь увидеть реакцию девушки на его слова, но столкнулся с глазами входящего в помещение Марса…
Гайя опешила, опасаясь очередной выходки ревности от горячего не в меру Марса, но он, похоже не заметил ничего особенного — он видел, как Волк целует ей ладонь и как благодарит за то помощь в лечении. Слышал Марс, и что она ответила ему без тени кокетства или чувственности в голосе, с милой и заботливой улыбкой:
— На здоровье. Поправляйся быстрее, а то император переживает, — и она потянула его делать массаж с мазью на мраморной широкой скамье возле ванны, застеленной чистой простыней.
Но вот тут уже его здоровый мужской инстинкт оказался сильнее воли несгибаемого спекулатория — и Волк украдкой потянул лежащее рядом полотенце, чтобы прикрыть интимные части тела, потому что скользящие сквозь толстый слой мази гибкие сильные пальцы девушки сводили его с ума необыкновенно.
И снова ошеломленный взгляд Марса — они все были профессионалами, привыкшими замечать каждое движение, каждую черточку, и скрыть друг от друга ничего не могли. Волк знал, а сейчас убедился лишний раз, что Марс безумно влюблен в Гайю, и что сам Марс небезразличен отважной девушке — и решил отступить. Видел он и ту теплую улыбку, с которой устремилась девушка навстречу Марсу, едва переступив порог…
Он выбрал момент, когда Марс вышел из душного, жаркого помещения ванной, чтобы распорядиться насчет ужина, и негромко проговорил Гайе, все еще хлопотавшей над ним:
— Ты необыкновенная. Наверное, ты то чудо, которым боги решили наградить многострадальный Рим. И своим поцелуем ты вернула меня к жизни. И не только поверить в возможность выздоровления. Ты что-то заживила в моей душе. Поверь, я не мальчик, мне уже тридцать семь, и долгие годы я жил местью и болью. А встретил тебя, и понял, что есть еще для чего жить. Но неволить тебя я не могу. Просто знай, что если вдруг сама захочешь, то я буду тебя ждать.
Гайя молчала, не зная, что сказать в ответ. Ей приходилось за свою жизнь выслушивать странные признания от ребят в горячечном бреду, но все они без исключения, придя в себя окончательно, даже не могли вспомнить — или не хотели, как клялись в вечной любви своему же боевому товарищу. Или же помнили — но старались никогда и ни в чем не показать виду.
Она поняла, кого напоминает ей сейчас Волк — наверное, в молодости он походил своей манерой жить на Дария, был таким же неукротимым, с непреодолимой жаждой жизни — но что-то сломалось, и он стал таким, как она его знала — ледяным воином. И вот сейчас какая-то неотмершая часть его души приоткрылась ей…
Гайя обернула его простыней и укутала одеялом:
— Лежи грейся, а я сейчас быстро ополоснуть, — она распрямилась, сдувая с влажного лба прилипающие кудряшки.
Она действительно нуждалась в том, чтобы как следует помыться — руки до локтей были покрыты мазью, а все тело залито потом, потому что растереть каждую мышцу не успевшего утратить крепость тела Волка было далеко не простым делом. Девушка смыла густую жирную массу в тазу с горячей
