Она распахнула глаза, ничего не понимая, но встретилась взглядом с его глазами — и пропала сама.
* * *Дарий мерял шагами утоптанную площадку перед полевым госпиталем — он только что передал Рените четырех своих ребят, получивших раны в стычке на Бычьем форуме. Они сражались, даже не имея возможности вынуть мечи — вокруг напирала толпа любопытных граждан и вольноотпущенников, собравшихся посмотреть, как сам богоподобный император Август возглавит церемонию в честь Геркулеса. Вместо церемонии римляне были вознаграждены еще более невиданным зрелищем — и с восторгом, подогреваемым замиранием сердца, наблюдали, как девушка-телохранитель прикрывает императора, которого, накрыв собой, уводит ее напарник-гигант. А его ребятам пришлось туго — они не имели права привлекать к себе внимание толпы, вынуждать ее шарахаться, потому что малейшие крики и паника могли бы отразиться на ходе боя, который вела Гайя. Они не могли себе позволить ни взмахнуть мечом, чтобы не задеть какую-нибудь любопытную римлянку в праздничном покрывале, ни даже достать ножи, чтобы не привлекать внимание звоном металла о металл. И шли с голыми руками против коротких кривых клинков нападавших, почувствовавших ненадолго свою безнаказанность.
Вскоре схватка закончилась — и естественно, в пользу спекулаториев, и почти незамеченная толпой, все внимание которой было устремлено вперед, а не на тихую «возню» сзади. У ребят хватило сил оттащить пленных за ближайшее здание, и уже там наскоро перехватить кровоточащие резаные раны на незакрытых наручами и наплечниками участках обнаженных рук и на бедрах.
Ренита только всплеснула руками, тут же отдавая распоряжения своим подручным капсариям, а сама захлопотала вокруг раненых. Кто-то из ребят успел ей рассказать об очередном подвиге Гайи — и женщина подняла на Дария тут же наполнившиеся слезами глаза:
— Она жива? Не ранена?
— Только ушиб. И она уже дома. С ней Кэмиллус.
— Сейчас тут управлюсь и поеду ее навестить, — Ренита ненадолго распрямила спину, придерживая тыльной стороной руки непослушную поясницу.
— Не надо, — как можно мягче возразил Дарий. — Кэм справится не хуже. А ты нужна ребятам. И себя побереги.
— Тут не до себя, — возразила она, снова склоняясь к парню, которому зашивала распоротое плечо. — Давай-ка, милый, я тебе все же отвара дам. Ну для чего тебе это все терпеть?!
Молодой, но уже многое повидавший воин только усмехнулся, глядя ей в глаза спокойными серо-голубыми глазами:
— Да что тут терпеть… Мелочи…Ты меня после отпустишь в свою палатку?
— Не надейся, — отрезала Ренита. — Дней пять полежишь тут.
Серо-голубые глаза округлились, как серебряные монеты, и спекулаторий не нашелся, что и ответить — грубить врачу он не посмел, но и согласиться со столь зверским, с его точки зрения, приговором он не мог.
Дарий услышал этот разговор и незаметно, за спиной Рениты, погрозил кулаком своему бойцу:
— Попробуй только удрать…, - а обращаясь к Рените, прибавил. — За ними глаз да глаз потребуется, почтеннейшая Ренита. Они мне живыми и здоровыми как можно скорее нужны, так что можешь делать с ними все, что сочтешь необходимым. И кашей своей хоть обмажь…
И Дарий, пряча улыбку, вышел быстрыми шагами из санитарной палатки Он вздохнул с облегчением, потому что сделал два добрых дела — обеспечил ребятам уход и Гайе с Кэмом покой.
Дарий все чаще задумывался о Рыбке, той самой охраннице из храма Флоры, с которой ему пришлось переспать, выполняя там и не ставший ему понятным ритуал. О запутанных требованиях богини растений он уже и забыл, а вот хрупкое до прозрачности, но сильное и гибкое тело молоденькой жрицы вспоминалось ему по ночам. Он пытался поговорить с Ренитой о том, что его волновало — может, и он должен готовиться стать отцом, как Рагнар и Таранис. Но из объяснений Рениты он понял одно — узнать об этом ему не суждено, как и подержать на руках сына или дочь. Смириться с таким положением вещей он не мог — не тот характер. Дарий привык решать сам, с кем и как ему видеться. И то, что он сумел усилием воли заставить себя отказаться от Гайи — это не означало, что он смирился. Он сам принял решение — больное, горькое — не поселять в душе у девушки сомнения и заставлять ее метаться и делать выбор.
Разобравшись со всеми делами после Бычьего форума и еще раз навестив своих ребят в госпитале, Дарий отпросился у префекта в город — что-то гнало его и мучило. По дороге он заехал к Гайе, но не стал даже заходить в дом и попросил управляющего не говорить хозяйке о его визите — просто справился о ее здоровье и убедился, что Кэм еще с ней. Заглянул он и в дом к Марсу — зная, что сам Марс с императором, заменяя так внезапно вышедших из строя один за другим его телохранителей. Волк обрадовался товарищу — чем больше возвращалась к нему власть над собственным телом, тем больше тяготился он своим положением выздоравливающего. Дарий прекрасно его понимал — сам мучительно выползал из мутной слабости, вернувшись из Сирии с гноящейся рытвиной на животе, и ужасался, видя омерзительные тряпки там, где привык ощущать только ровные прямоугольники мышц. Но теперь его живот был прежним, и лишь залеченный Ренитой шрам выделялся белой неровной полосой на загорелой коже.
Волк с плохо скрываемой жадностью расспрашивал его о новостях в когорте и в городе, а узнав о событиях у храма Геркулеса, заметно побледнел:
— Жива?
— Жива, — заверил его Дарий. — Она и не из таких передряг вылезала. Крепкая. Выносливая. И терпеливая до жути.
Волк кивнул:
— Сильная. Мужская душа в таком прекрасном теле… Злая шутка богов.
— Может, благословение?
— Трудно сказать… Она же одна. Или все же с Марсом?
Дарий отвел взгляд:
— Сам у нее спроси… — и постарался перевести разговор на другую тему.
Опустошенный от всех событий и разговоров Дарий сам и не заметил, как ноги вынесли его к храму Флоры.
Дверь распахнула крепкая темноволосая девушка, за спиной которой виднелась еще одна:
— С чем пришел к Флоре на поклон доблестный воин?
— К Флоре? К вашей старшей жрице.
Девушки хотели что-то возразить, но вовремя рассмотрели фалеры на его доспехах и, присмирев, проводили вглубь храма, к той самой немолодой, но еще красивой и видной женщине, которая тогда давала поручение тоненькой беленькой
