– Перестань, – твердо говорит он. – Спускайся, и я все тебе объясню. Не уверен, что это тебе понравится, но если ты не готова немного потерпеть, то всегда вольна вернуться домой.

– Потерпеть?.. Знаешь, это… это просто подло с твоей стороны! – бросает ему в лицо племянница. – И если ты думаешь, что я соглашусь жить под одной крышей с убийцей, лишь бы пойти на этот дурацкий бал, то ты очень плохо меня знаешь!

– Неправда, я отлично тебя знаю. Именно поэтому Кьен будет жить в сторожке. У нее отдельная крыша.

Ксенна явно хочет высказаться неподобающе для юной леди, но все-таки сдерживается, а Кьен вступает с хорошим чувством момента:

– Миледи… прощения у вас просить не стану, потому как знаю – все едино не простите. Знаю, что сотворил по глупости, и вот… теперь отслуживать стану.

– До самой смерти не отслужишь, – зловеще произносит Ксенна, и ее голубые глаза делаются холоднее льда. – Прикажи этому… Прикажи ему не появляться рядом со мной и Мелли, милорд брат мой, иначе я за себя не ручаюсь. Мне все равно, какие цели ты преследовал, взяв в дом такого мерзавца, но я не желаю видеть его поблизости. В особенности под личиной Танна!

– Но…

– Это издевательство над памятью о нем, – резко говорит Ксенна, поворачивается и уходит к себе. Дверью, правда, не хлопает – это верх неприличия для высокородной леди, в какой бы ярости она ни пребывала.

– Пожалуй, она права, – задумчиво произносит Дейн и приказывает Кьену: – Выбери другой облик. Твой собственный не годится – узнают, поэтому придумай что-нибудь неприметное.

– Как скажете, милорд…

– И ступай в сторожку, в самом деле. Я тоже тебя видеть не желаю.

– И что мне там делать, милорд? Ворота охранять, как цепному псу?

– Хорошая мысль. Ты у нас мастер личин, вот и проверяй явившихся. Скоро пришлют новых слуг – за ними особый присмотр. Понятно?

– Чего ж тут не понять, милорд. Какое-никакое, а дело… Я, если что, и готовить умею, – добавляет Кьен. – Ну, пока слуг-то нет… Не так чтоб деликатесы, но никто пока не жаловался. А то как же? Не миледи же у плиты стоять? И не всухомятку жить? Были б вы кем попроще, можно было б в каком трактире готовое взять, но ведь узнают – стыда не оберешься…

– Твоя правда, – нехотя говорит Дейн.

Сам-то он действительно может перебиться чем-нибудь из кладовой наравне с телохранителями. Да хоть бы походной кашей – в Граршаайне ел их стряпню из общего котелка и нахваливал. Ксенна, положим, тоже не привередлива – на охоте, бывало, и не такое готовили. И все же одно дело – перекусить так развлечения ради, и совсем другое – жить на подобном пайке несколько дней. Продержаться можно, но, говорят, у девушек от подобного портится цвет лица, а это перед балом совершенно некстати.

– Хотя еще эта горничная есть, – продолжает Кьен. – Пускай она, если вы возражаете, чтобы я… Оно понятно, конечно, отравить я вас при всем желании не смогу, но будто не понимаю: то, что убийца стряпал, в рот взять противно…

– Я представления не имею, умеет Мелли готовить или нет, а если умеет – что именно, – честно говорит Дейн.

– Что-то всяко уметь должна, если руки нужным концом приставлены.

«Вот о ее руках Танн что-то говорил, – вспоминает Дейн. – Дескать, и прилежная, и чистюля, ни пылинки не оставит, дом сверкает, но на кухню ее лучше не пускать: или посуду расколотит, или ошпарится, или полный горшок соли в кушанье вывалит. Подавать – на это она способна, но не более того».

– Ладно, займись делом, – говорит он Кьену и мрачно добавляет про себя: «Главное, не говорить Ксенне, кто готовил. И предупредить телохранителей, чтобы не болтали».

– Я заодно в лавках и вообще в городе послушаю, вдруг какие разговоры интересные? – тут же подхватывает Кьен. – Мало ли, пригодится…

– Время к обеду, так что лучше тебе поторопиться, если желаешь поразить меня своей стряпней.

– Поразить, может, не поражу, милорд, но помои на стол не подам, – отвечает тот. Кажется, страх его отпустил, и от этого Кьен сделался особенно болтлив. – Прадед мой был знаменитым поваром, говорили – настоящий кудесник. Вроде бы звали его на службу в чей-то дворец, но он не пошел, скучно, мол. Так и держал трактир до самой своей смерти. А я в него удался, разве что магия малость другая…

– Только не говори, что твой прадед придавал какой-нибудь бурде вид и вкус блюд, достойных королевского двора!

– И как это вы догадались, милорд? – несмело ухмыляется Кьен. – Потому и не пошел на службу-то: там бы мигом раскусили его фокусы… Но, однако, чтобы соорудить видимость хорошей еды, нужно знать, какова она на вид и на вкус. Так что готовить прадед умел, и еще как. Другое дело, что мухлевал… Таких, как вы, не обманешь, говорю же, да разве вы часто в простой трактир заходите? А обычному люду много не надо… Опять же тухлятиной прадед никогда никого не потчевал!

– Ты так стараешься меня в этом убедить, что я вот-вот передумаю и запрещу тебе приближаться к кухне.

– Молчу, милорд, молчу… Только вот еще что…

– Говори, только покороче!

– Я… это самое… на миледи насмотрелся, – сконфуженно говорит Кьен. – В смысле, на наряды ее.

– И что?

– Да они на ней сидят, как на козе портупея…

– Ты говори, да не заговаривайся!

Дейн успел позабыть, как утомляют и раздражают его разговоры с незнакомыми людьми, тем более настолько неприятными, и теперь на грани взрыва. Ему не нравится это ощущение, он старается взять себя в руки – небезуспешно, благо практика у него обширная. Но, очевидно, достаточно сильно меняется в лице, потому что Кьен пятится от него, съежившись и словно сделавшись меньше ростом, и бормочет какие-то дурацкие извинения, путаясь в словах.

– Ты, выходит, знаток не только кулинарии, но и дамской моды? – окончательно успокоившись, спрашивает Дейн.

– Ну так… много где бывал, всякое видел…

– А более конкретно?

Кьен чешет в затылке. За время разговора он успел постепенно избавиться от личины Танна и сейчас подбирает что-то на основе собственной внешности, довольно заурядной, на удачу. Он действительно мастер: Дейну прежде не доводилось видеть, чтобы маг-середнячок так легко и непринужденно изменял внешность, не отрываясь при этом от достаточно напряженного разговора, да еще будучи перепуганным мало не насмерть. Правда, тут же думает Дейн, выборка у него не сказать чтобы репрезентативная…

– Миледи очень красивая. И платья красивые, – говорит наконец Кьен. – Только не для нее. То есть… ну, модные они, я в самом деле знаю: тут кружева, там оборки, бантики опять же. Ткань дорогая, пошито отменно, не тяп-ляп, а все равно что-то не то выходит.

– Может, меня обманули и подсунули модистку, которая обшивает купеческих дочек? Слышал, те как раз любят побольше кружев, лент и бантиков, будь они неладны…

– Нет, не обманули, милорд. Модистка самая что ни на есть известная в столице, к ней