Она обняла меня всем телом, а я выскользнул из ее сознания, чтобы не злоупотреблять доверием, не смущать необходимостью делиться интимными переживаниями. Рей почувствовала это и прижалась еще теснее, выдыхая в самое ухо:

— Я люблю тебя.

Я провел рукой по ее волосам, сжимая в объятьях, и ответил просто, эхом:

— Я люблю тебя.

========== Я тоже это чувствую ==========

Я не знаю, долго ли мы сидели на полу. Наконец-то в безумии последних дней проклюнулся хоть небольшой росток спокойствия и умиротворения. В этой дикой круговерти событий, боли, смерти и страха мы сидели, как в центре урагана, и наслаждались затишьем. Ни на какие сокровища в мире я не променял бы эти минуты. Просто сидеть с Рей на полу под душем и молчать. Не думать ни о чем, упиваться спокойствием и простотой ощущений: кожа к коже и теплые капли сверху.

Мне кажется, я бы так и заснул, но тут Рей пошевелилась, откидываясь назад, и я все-таки открыл глаза.

— Пойдем. Ты всё еще голоден.

Я изобразил вялый протест и привлек ее к себе снова, но она, выгнувшись и запрокинув голову, умудрилась заглянуть мне в лицо с самым строгим видом:

— Когда ты ел последний раз?

Я пожал плечами:

— Не помню. Кажется, перед тем, как мы поговорили в лифте, — я снова постарался отвлечь ее от этой темы.

Рей не купилась на уловку, вывернулась из моих объятий и пристально на меня посмотрела. Ее лицо вновь приобрело то самое выражение, которое подпадает под категорию «никогда-больше-так-не-делай-не-то-я-убью-тебя-собственноручно». Я усмехнулся. Она такая милая, когда сердится и заботится одновременно. Миленькая, но свирепая.

— Бен Соло. Ты ел три дня назад. Я понимаю, что ты можешь восполнять энергетические запасы при помощи Силы, но… Эй! Что ты делаешь?!

Я понимал, что она права, и сопротивляться не собирался. Но не собирался и слушать лекцию о здоровом питании от обнаженной девушки, сидящей на мне верхом. Схватив ее в охапку и закинув на плечо, я поднялся на ноги.

— Ей! Отпусти меня, варвар! Слышишь?!

Как же она умилительно сопротивлялась, колотя кулачками по спине и неуклюже размахивая босыми пятками, пытаясь выкрутиться из моего захвата. Халатов в моей душевой отродясь не водилось, поэтому я захватил пару полотенец и вышел в общую комнату, оставляя за собой лужи воды. Напрочь игнорируя протесты Рей, я прошлепал в спальню, с помощью Силы вытащил из вороха одежды на полу тяжелую шерстяную накидку и вернулся назад — к дивану, попутно заметив, что еду нам-таки привезли. Отлично.

Стащив Рей с плеча и обездвижив, я принялся не торопясь вытирать ее насухо: одним полотенцем тело, другим — волосы, взбивая их в подобие небольшого взрыва. Она только смотрела на меня и сверкала глазами — то яростно, то весело. Тщательно запеленав Рей в накидку, я наконец уселся на диван и отпустил Силу, полагаясь теперь только на свои руки.

— И как это называть?!

Взлохмаченные волосы падали ей на глаза, мешая смотреть. Еще сильнее прижав Рей к себе и не давая пошевелиться, я убрал волосы с ее лица и поцеловал в нос, нарочно громко чмокнув. Рей посмотрела на меня с вызовом, ожидая ответа. Выражение ее лица менялось от желания раскричаться к желанию расхохотаться.

Я с самым невинным видом пожал плечами:

— Ну я же видел, что ты замерзла…

Секунду она молчала, потом покраснела и начала хохотать. Улыбнувшись в ответ, я ослабил объятия: пусть освободится, если захочет. Едва выпутавшись из накидки, она снова устроилась на мне верхом. Ишь ты, наездница! Вошла во вкус…

— Всё, Бен. Намек понят. Больше так не буду. Меньше, правда, тоже.

Я снова ей улыбнулся:

— Хорошо.

Приятно все-таки, когда о тебе заботятся. Хоть и в весьма своеобразной форме. Вдруг мне подумалось, что для нее всё это тоже в новинку. Не только секс, а вообще — близость. Заботиться и принимать заботу. Любить и быть любимой. Она не видела этого никогда, и некому было ее научить. Твои родители — грязные сборщики лома, что продали тебя за пойло. Ох, Рей. Ты любишь и заботишься, как умеешь, как, впрочем, и я.

От этой внезапной мысли веселье сразу пропало, и я, повинуясь порыву, привлек Рей к себе, обнимая крепко-крепко. Она замерла, почувствовав смену моего настроения, и прошептала, поворачивая голову у меня на груди:

— Бен… Бен, что случилось?

Я проглотил ком в горле, справился с собой и улыбнулся, отпуская ее.

— Так когда мы будем есть?

Она отстранилась и внимательно посмотрела на меня. Накидка сползла с ее плеч, упав свободно на бедра, и я заметил, что грубая шерсть оставила кое-где красные следы раздражения на нежной коже. Ох, зря я все-таки это сделал… И тут Рей, схватив полотенце, принялась вытирать мои волосы изо всех сил, больше взлохмачивая, чем просушивая. Я пытался отбиваться, но она закончила так же внезапно, как начала, отбросив чертово полотенце в сторону, и снова воззрилась на меня с вызовом, пытаясь не рассмеяться — да уж, теперь мы парочка лохматых вуки. Я улыбнулся, а она, прыснув в ответ, схватила накидку и в один миг накрыла нас обоих с головой.

Под накидкой было тепло и душно, но я не возражал, потому что Рей снова приблизилась, опираясь локтями о спинку дивана по обе стороны моей головы.

— Что случилось?

Я ответил шепотом:

— Наверно, нам с тобой многому еще нужно научиться.

— В каком смысле?

— Во всех.

В темноте не было видно ее лица, но я услышал, как она коротко вздохнула.

— Ну, мне уж точно. Прости, если что-то не так. И говори мне, ладно? Я знаю, что ничего не умею… Но… Просто… Ты же меня научишь, да? Не может же не получаться всегда…

Что? О чем это она? О Сила! Она решила, что я и в первый раз, и сейчас повел себя так, потому что мне не понравилось?! Ох, Рей.

Я дотронулся в темноте до ее лица:

— Иди сюда, я тебе кое-что покажу.

Чувствуя легкий ментальный импульс, я подхватил ее, затягивая всё глубже.

Я показывал ей то, что никогда бы не смог описать словами — слишком интимно, чтобы высказать, но мне не было стыдно делиться этим с ней. Мое восхищение ее телом: ты говоришь, на меня смотреть приятно, — а вот так я вижу тебя, глубинную животную радость, удовлетворение оттого, что твоя женщина принадлежит только тебе, — и никакие умения, никакой опыт никогда не станут рядом с этим, как каждый ее стон, каждое движение навстречу заставляет меня желать большего, что для меня смысл в сексе — чтобы ей было хорошо. Она стала моей, я