Я вздрогнул, расплескав воду, квадратики улетучились. Черт.

Рита сидела ровно, положив руки на колени. И хоть в позе этой не было ничего соблазнительного, мне стоило огромных усилий отвести взгляд. Я тряхнул головой — квадратики вернулись. Да что я, в конце концов, подросток, что ли?!

— Рита, ты не могла бы меня не отвлекать? — я провел несколько раз губкой по телу, тщательно смывая разводы крови, стараясь не задеть рану. Вода уже успела остыть, и ее кожа покрылась мурашками.

— Ты не ответил, — я почувствовал усмешку в ее голосе и взглянул ей прямо в глаза. Смущение и возбуждение улетучились, будто их не было. Зачем она смеется надо мной?

— Нет, Рита, я не встречался ни с кем. У меня не было на это времени.

Она отвела глаза первой, а мне стоило огромных усилий не зашвырнуть чертову чашку вместе с губкой куда-подальше. Вместо этого я аккуратно поставил их обратно на стул и, взяв полотенце, вытер ее насухо, обходя рану. Молча думая о своем, взял пульверизатор-антисептик. Как же достала вся эта хрень. Еще мне не хватало, чтобы Рита надо мной издевалась. Нужно заканчивать здесь и идти на мостик.

Я делал всё автоматически, даже не отмечая последовательности, пока не услышал, как она вскрикнула и зашипела от боли. Антисептик жег, и жег адски — знаю по своему опыту — а я, увлекшись, нанес его больше, чем нужно. Безрукий идиот. Взялся, так делай нормально. Обиделся он, видите ли.

— Прости, я не нарочно.

Она ничего не ответила, только откинула голову назад, вымаргивая слезы. Тут я, наконец, заметил, что на левой груди у нее, от самого соска и до ключицы, белеет широкий старый шрам. Прежде чем я успел понять, что делаю, я протянул руку и коснулся его пальцами. Она вздрогнула и, резко подняв голову, взглянула на меня. Я не отдернул руки и посмотрел ей в глаза.

— Откуда это?

— Френ. Разозлился как-то и рубанул шашкой своей. Если бы была пониже, убил бы. Я и так провалялась тогда неделю в санчасти.

Я провел пальцами вверх по шраму, почти до самого горла. Она неотрывно смотрела на меня.

— Ублюдок.

Мой голос звучал грубо. Она пожала плечами.

— Мертвый ублюдок. Прости, не стоило мне спрашивать.

Я убрал руку и занялся бакта-пластырем. Нервозность ушла. Скрывать или стесняться мне было нечего.

— Да нет, всё нормально, — я наложил на рану пластырь и, прижав слегка, отпустил. Она только тихо охнула. — Я просто перенервничал. Прости. Мне и правда было не до отношений. Не со Сноуком в качестве начальника. Да и вообще, не хотелось, — я начал бинтовать ее, вспоминая по ходу, как это делается. — А ты с кем-то встречалась?

Она помолчала.

— Нет, — и, усмехнувшись, добавила, — не с Френом в качестве начальника. Да и вообще не хотелось. Мне после той истории долго ничего не хотелось.

Я только хмыкнул. Как я тебя понимаю. Дошел до груди и поднял на нее взгляд.

— Как дальше: поверх или накрест?

Она слегка покраснела.

— Накрест, если можно. Поверх — больно и неудобно дышать.

Я кивнул и попросил:

— Разведи руки в стороны.

Она повиновалась и, закрыв глаза, продолжила.

— Только спустя лет пять я решила принять ухаживания одного парня и даже позволила ему затащить себя в постель, но выгнала сразу же. Благо, его вскоре перевели. Себя не обманешь, а чувства сексом не заменишь.

Я горько усмехнулся.

— Аналогично. Я даже не хочу вспоминать тот опыт.

Я закончил бинтовать ее, отмечая, уже без всякого волнения, что у нее очень красивая грудь. Не то чтобы я много видел, но то, что я видел сейчас, мне нравилось очень сильно. Я поднял на нее глаза и улыбнулся.

— И завершая нашу увлекательную игру в доктора, я сейчас сделаю тебе инъекцию успокоительного. Будешь спать до утра, — она хотела возразить, но я ей не позволил. — Рита, я очень рад наконец поговорить с тобой, но я не стану этого делать в ущерб твоему здоровью. У нас еще будет время заняться этим.

Я быстро сделал ей нужную инъекцию и накинул на плечи халат, помогая просунуть руки в рукава. Запахнул и завязал пояс.

— Останься, Арми. Просто останься со мной сегодня, — успокоительное уже начинало действовать, говорила она всё тише, и последнее слово я уже еле разобрал. Пока она говорила, ее клонило и клонило в бок, и закончила она свою просьбу, уже засыпая, полулежа на кровати.

— Я останусь, родная.

Моего ответа она уже не услышала. Я опустился на колени и снял с нее обувь. Затем занялся брюками и, запахнув халат поплотнее, подтянул ее наверх по кровати и укрыл одеялом.

За уборкой и попытками отстирать от крови ее майку и китель прошел час. Мне нужно было уже возвращаться на мостик, когда подал сигнал коммуникатор. Капитан Сид сообщал, что дежурство идет в нормальном режиме, никаких происшествий не отмечено. «Мы можем дежурить до утра, сэр», — гласила приписка, и я, не задумываясь, ответил: «Благодарю, капитан. В шесть часов я сменю вас».

Поставив будильник, я стащил собственные сапоги и китель и забрался к Рите в кровать. Четыре часа. Уверен, я высплюсь прекрасно.

========== Личное и публичное ==========

Комментарий к Личное и публичное

Пара Армитаж и Рита у меня все время ассоциировалась с музыкой Ночных снайперов. Конкретно к этому взаимодействию подходит песня “Разбуди меня”. Очень советую к прослушиванию.

Мы прощаемся с сознанием генерала - Кайло скоро станет самим собой. А пока он не совсем в порядке (что возможно и к лучшему, потому что иначе, боюсь, было бы море крови) советую под его настроение сейчас SOAD “The sky is over”.

Я резко вернулся в реальность — будто вынырнул на поверхность на излете дыхания, и вроде бы уже тянет остаться в пучине, но в то же время жизненно необходимо глотнуть воздуха.

В полусне еще вспомнилось почему-то, как в детстве мать в кои-то веки скопила на отпуск, и мы провели три дня на море. Захолустная дешевая база отдыха на Внутреннем море Явина. Мне было лет семь, и она учила меня плавать. Раз, строго-настрого приказав не заходить без нее в воду, она отправилась за мороженым. Но я увидел красивую ракушку сквозь толщу прозрачной воды — казалось бы, вот она, только руку протяни, но когда я попытался достать ее, выяснилось, что не могу. Пришлось шагнуть дальше и погрузиться с головой. Я помню только, как схватил ее рукой, но тут же пустил воду в легкие. Помню, как было больно — грудь горела огнем — но