— Ты понимаешь, я… я могу сделать что-то не то, и, скорее всего, сделаю, потому что у меня все в жизни наперекосяк!
— Боишься писюнчик сломать, или что? — с привычным ехидством поинтересовался исполин, укладываясь рядом и крепко обхватывая лапами еще дрожащего и взмокшего юношу.
— Нет… я боюсь причинить тебе боль, Натаниэль, — совершенно серьезно ответил Мартиан, инстинктивно прижимаясь к огромному и горячему телу, которое с минуту назад чуть его же самого и не изнасиловало.
Фавн молчал, вдыхая почти стершийся аромат цветочного мыла и впитывая тепло своего незадачливого хозяина — тепло его слов, тепло его сердца, заполнявшие его истерзанную душу до краев.
— Вот поэтому я и хочу, чтобы ты был сверху, Мартиан. Ты… особенный… тебе не все равно, что чувствует твоя зверушка. — Верзила говорил тихо и искренне, и от этого по спине юноши забегали сладкие мурашки. — И ты, это, прости за рубашку. Само так вышло… Иногда я и правда веду себя по-скотски.
— Нат, ничего… — Робкую фразу безжалостно оборвали легким поцелуем, от которого весь мир остановился на мгновение.
— Уже поздно, все Дурашки-девственники должны спать! — Хозяину возразить на столь категоричное заявление было нечего, поэтому он вздохнул и уткнулся лицом в широкую грудь, наслаждаясь осторожными объятиями своего фавна.
●●●
Утро наступило для Мартиана-Грегори раньше, чем хотелось, и тому виной стали солнечные зайчики, скакавшие прямо по его лицу. Поворочавшись так и эдак, он в итоге вынырнул из груды одеял и обрывков своей ночной рубашки. Юноша был сонным и абсолютно нагим, конечно, это немного смущало, пока он не понял, что его раб спит сном младенца, посапывая и пря́дая* оленьими ушками, а следовательно, не видит никаких непристойностей.
От звериной мощи, раскинувшейся на матрасах, сердце замирало, стоило только вспомнить, как эти самые огромные руки, способные стальной прут в узел завязать, невероятно нежны и обходительны. Восстановив в памяти до мельчайший подробностей, на что еще эти руки способны, паренек невольно сглотнул, чувствуя, как внутри загорается огонек желания.
И ведь наивный господин сам толком не знал, что делать, если не считать общих моментов из глупых и надуманных романов, которые он достал из-под полы в свое время.
Мартиан осторожно скользнул ладошкой по груди Натаниэля и так же невесомо двинулся дальше, остановившись на рельефном прессе, смакуя контуры мускулов и мягкий пушок. Рассмотреть данное великолепие по-прежнему не получалось, ведь очки остались в его комнате, о чем он успел пожалеть не один раз.
— Слюнями не захлебнись, чудо, — не открывая глаз и широко улыбнувшись, неожиданно посоветовал фавн.
Мартиан опешил и, вздрогнув, собирался было отдернуть ладошку, но раб ее ловко прижал своей лапищей.
— Я просто… Я просто восхищаюсь тобой, Натаниэль, — сконфуженно вздохнул паренек, вмиг заалевший до самых ушей.
— А я что, против? Восхищайся мной пониже! У твоей ладошки это хорошо выходит.
Юноша намеревался возразить на пошлое предложение, но, естественно, передумал, учитывая, что он сам и был инициатором сегодняшней утренней непристойности. Поэтому вместе с ладонью фавна соскользнул прямо на огромный член, от одного вида которого внутри все сжималось по неизвестной причине.
Мужское достоинство Мартиана было по сравнению с инструментом раба… чем-то детским и несерьезным, и это при том, что природа наделила его вполне обычным размером.
Хозяин, позабыв обо всем на свете, даже о своей наготе, краснея от возбуждения, изучал диковинку, робко пробегая по ней пальцами и очерчивая контур каждой вены. Как выяснилось, обхватить рукой столь внушительный ствол нелегко — он слишком толстый для этого. Зато прикасаться довольно приятно.
— Завидно? — промурлыкал Нат, сияя от чувства собственного величия и от внезапной утренней ласки. — Или фантазируешь себе жаркий трах с его участием?
— Им… убить можно, — пробормотал парень, потупив блестящие и смущенные глаза.
— Ну, ни одного из бывших хозяев я не убил. Они от удовольствия прям скулили, пока я размашисто их драл. Главное — не размер, а умение, Дурашка, хотя, если подумать, то размер и умение вместе все-таки лучше! — Юный господин испуганно вздрогнул, когда внезапно его тело бессовестно облапали, не отводя лукавого и голодного взгляда. — А твоя кроха вовсю течет.
Мартиан дернулся, запылав похлеще рака, едва осознал, что творит жуткое бесстыдство, что вообще-то полностью раздет и действительно возбужден до предела. Только сорваться с места и убежать ему не дала лапища фавна, игравшаяся с его членом, слегка сжимающая и дразнившая его.
Юноша готов был расплакаться от вихря странных и непонятных чувств и от вида довольного исполина, продолжавшего без капли стеснения смотреть в его глаза. И от мускулистой руки, в которой улавливалась неуёмная сила. И от нежных касаний тоже.
Мартиана била мелкая дрожь, и стыд, смешавшийся с внезапно разгоревшейся страстью, обхватил его всего, до последнего волоска. Единственное, что он смог сделать, — зажмуриться, дабы не ощущать на себе пробирающего до костей взгляда своего раба.
Натаниэль со знанием дела поглаживал затвердевшую плоть хозяина, изучал, не встретив никакого сопротивления с его стороны, и даже дразнил мошонку, совсем небольшую, если сравнивать с его собственной.
— У тебя так быстро встал на старого облезлого фавна, — большой палец прижался к крохотному отверстию, смахивая несколько капель смазки. — А ты развратный мальчик, оказывается, — несильно сжал руку.
Паренек пылал, как никогда, и готов был разреветься или закричать от пронизывающего взгляда, от ласковых прикосновений к своей плоти, от слов, больно уколовших его душу, которую с детства загоняли в жесткие рамки морали. Но вместо этого громко застонал, прогнувшись в спине, и излился прямо на жесткие пальцы.
— Еще и шустренький какой, — с ехидством в голосе заметил исполин и осторожно убрал ладонь, — да в тебе просто вулкан! Трахаться и трахаться с тобой надо часами в разных позах!!!
— Во… во-первых, — пытаясь отдышаться от вспышки удовольствия, начал Мартиан, — ты не облезлый. И не старый… ты… потрясающий! Во-вторых, мог бы и не издеваться. Ты же знаешь… я воспитывался в строгости, а тут на меня свалилось столько всего за пару дней и…
Дотараторить юноше не дали, а вместо этого без усилий подняли над грудой матрасов и, будто легкую игрушку, уложили на спину.
Натаниэль навис сверху, и теперь хозяину точно некуда было деться от пристального взгляда темных и лукавых глаз, какие, наверно, встречаются только у демонов. Фавн смахнул с алеющего взмокшего личика парня золотые прядки, с огромной нежностью и широко лизнул щеку.
— Ты напрашиваешься на комплименты, признания и прочую лабуду, когда вот так смущаешься,