– Никогда не знала, что ветер так обожает сплетни.

– Эх вы, смертные и ограниченность вашего восприятия. – Хоть он и не повернул голову, я почувствовала, что настроение Грача переменилось. Слабая улыбка дернула один уголок его рта. – Смотри.

«Даже сейчас продолжает выделываться», – подумалось мне. Но я не стала бы отрицать: искра волнительного азарта пробудила кровь в моих венах и захватила дух в ожидании того, что он собирался сделать. Все еще высокомерно улыбаясь, он поднял свою раненую руку и разжал кулак, расслабляя оставшиеся пальцы. Кап, кап, кап. Его кровь потекла по земле. Кто-то ахнул, кто-то в ужасе вскрикнул. Подошвы зашуршали и затопали: фейри толкались у края перил, чтобы лучше видеть происходящее. Одна женщина схватила другую за длинные кудри и оттащила назад, чтобы занять ее место. На одном из балконов я заметила пригнувшуюся светловолосую голову – лучезарное серебро, бросающееся в глаза среди сочных каштаново-рыжих оттенков летнего двора. Овод? Нет, не может быть…

Ближайшая к нам колонна взорвалась, рассыпав вокруг целый водопад сверкающих хрустальных осколков. Потом еще одна, и еще, и еще – дальше, до самого конца галереи. Живые ветви прорастали из треснувшей оболочки, полыхая алыми листьями. Корни вздували землю, неистово смещая и дробя камни, посылая во все стороны зигзаги трещин, тянущихся к углам, а потом вверх, по стенам. Воздух наполнили чьи-то вопли: куски кладки отвалились от одного из балконов и полетели вниз каменной лавиной, заглушая звон падающих кристаллов. Воздух наполнился пылью, сверкающей, подобно бриллиантам.

Я споткнулась, но Грач помог мне удержаться на ногах и переступить через корень, который все еще рос, червем извиваясь по земле, вздуваясь, отращивая новые побеги. Грач не щадил свою раненую руку. Он не мог себе этого позволить.

Упорно, непреклонно его осенние деревья поднимались к потолку и разрастались в вышине. Листва приглушила слепящий свет зала драгоценными оттенками витражей. И теперь я впервые смогла разглядеть, что ждало нас впереди.

Ольховый Король. Согбенный, он сидел на троне, поднятом на уровень самых высоких платформ; лозы обвивали его тело, как сердце, опутанное паутиной артерий, приковывая его к стене. Его лицо, борода, одежды, трон и даже сами лозы были одинаково бледного, пыльно-серого, мраморно-безжизненного оттенка, как будто он слился с этой залой, стал ее частью. От одного взгляда на его спящее лицо меня охватил ужас, который невозможно объяснить. Почему-то я знала, что он был вовсе не таким безжизненным, каким казался. Чувствовала, как он переводит свое внимание на нас – медленно, но уверенно, как луч маяка, кружащийся в ночи.

О боже, я не хотела видеть, как он проснется.

Грач стиснул мою руку; мгновение помедлил, прежде чем сделать следующий шаг. Он тоже чувствовал это. Но, в отличие от меня, не мог показать страх – свою слабость. Украдкой взглянув на его лицо, я увидела, что принц смотрит на Ольхового Короля, не отрываясь, с надменным, немного презрительным предвкушением, как будто перед ним был просто очередной соперник в игре в бадминтон. Но его уверенность была фальшивой. Всего несколько минут назад я видела его на коленях у подножия Зеленого Колодца, сломленного, раздавленного, умоляющего. Я уже достаточно насмотрелась на то, как Грач изо всех сил старается сохранять самообладание, чтобы тут же догадаться, что с ним происходит сейчас.

Мне хотелось хотя бы раз сказать ему, что я люблю его, так, чтобы это не стало для нас обоих проклятием.

В зале воцарилась тишина. Фейри, как дети, задрали головы и следили за падением осенних листьев. Полог из них уже укрыл осколки камней, как будто они рухнули очень давно. В повисшем безмолвии желтый плющ вился вкруг балконов и древесных стволов, и мое платье шелестело о мои ноги под порывами чистого ночного ветра. Алые ветви Грача змеились все ближе и ближе к неподвижному силуэту Ольхового Короля. Один из его пальцев дрогнул.

Прах посыпался наземь с его рогатой короны сначала тонкой струйкой, потом, когда он поднял голову, водопадом. Мы подошли уже достаточно близко, чтобы заметить пудру пыли, липнущую к его бороде. Он моргнул; и открылись бесцветные старческие очи, покрытые пленкой, медленно переводящие взгляд.

– Зачем вы пробудили меня? – спросил он сухим шепотом. Это тихое ворчание пронеслось по галерее и рассыпалось в каждом углу, как порыв ветра, несущий мертвые листья. За ним последовали жар и запах тлена. Мои ладони вспотели. – Мне снились… снились зрелые гроздья винограда и закат, отраженный в воде… Я бы хотел… – Озадаченный, он опустил взгляд на лозы, приковавшие его к собственному трону.

– Я пришел, чтобы вызвать тебя на бой, Ольховый Король. – Слова Грача эхом звенели в тишине. – Твое вечное лето исказилось. Все видят это. Бесхозные чудовища рыщут по лесам, и твои собственные земли гниют, пока ты дремлешь. А сегодня, – добавил он еще громче, обернувшись к балконам, подняв раненую руку – по рукаву струился мох, – смертная уничтожила Зеленый Колодец.

Раздались вскрики.

– Нет!

– Значит, это правда!

– Зеленый Колодец!

– Как же теперь мы заставим смертных любить себя?

На балконах начались перебранки. Несколько фейри рухнули на колени, хватаясь за перила, изображая преувеличенное отчаяние. Все они умолкли по мановению руки Ольхового Короля. От этого жеста в воздухе заклубилась пыль.

– Нет. То, что ты говоришь… невозможно. Зеленый Колодец вечен.

Каким-то загадочным образом во мне нашлись силы заговорить.

– Фейри не могут лгать, – напомнила я ему, разрываемая страхом и чувством внезапной пытливой жалости. – Колодца больше нет.

Он прищурился. Пыль снова посыпалась с паутины морщин, обрамляющих его глаза, открывая фрагменты шершавой плоти. Король посмотрел на меня. Жар усилился. Каждая клеточка моего тела под платьем страшно зудела; фантомный гул кузнечиков сдавил череп. Вот что я была для него, что бы ни сотворила: насекомое у подножия трона. Он собирался уничтожить меня, лишь обратив на меня внимание. И он бы это сделал, если бы приворот Грача не остановил его.

Когда он осознал, что я неподвластна его магии и в чем крылась причина этого, тревога и растерянность мелькнули в глубине затуманенных глаз.

– Ее воля свободна.

Грач обнажил зубы в оскале, который на улыбку был похож очень слабо. У него был такой безумный вид, что я забывала дышать.

– Да. А теперь спускайся и сразись со мной, если можешь.

Вдох. Потом тронный зал взорвался.

Кричащие вороны ворвались внутрь изо всех углов, заполняя воздух так плотно, что зал задохнулся в полночной темноте. В оглушающем громе хлопающих крыльев потонули рев Ольхового Короля и все изумленные вопли фейри. Острая боль обожгла мое лицо; я закашлялась от пуха и перьев, и только тепло прикосновения заверило меня в том, что Грач еще здесь. Среди бьющихся крыльев я заметила обрывки картин хаоса, развернувшегося вокруг. Какая-то женщина на балконе скребла собственную голову, пока ворон бился, зацепившись за ее искусно выделанную шляпку. Еще один фейри свалился наземь под ударами десятков клювов. Фейри наводнили лестницы, безуспешно пытаясь сбежать; они наступали друг другу на ноги и подолы одежд и начинали драться между собой. Светловолосая девочка – Жаворонок? – ухмыльнулась, пнув какого-то мужчину по ноге, а потом обернулась ко мне, как будто ища моего одобрения.

Проливалась кровь. Аромат летних флоксов затопил все вокруг своей тошнотной сладостью, и я едва держалась на ногах посреди этого водоворота из перьев. Гигантский силуэт поднялся во тьме. Его рога косили воронов, рассыпая во все стороны искореженные тела. Грач развернулся, чтобы