– Сделайте мне приятное и последите за ним, – бросила Тсуга через плечо стражникам Грача. – Он все еще принц, и сила его велика, а я буду очень зла, если он что-нибудь учудит по дороге. Наденьте на него это.
Она бросила Ласточке смятый платок. Тот вскрикнул и чуть не уронил его.
– Это железо! – Действительно, на хлопковой ткани с монограммой Овода покоилось, холодно поблескивая, мое собственное кольцо.
– Ох, прекрати ныть. Тебе не нужно трогать его самому. Просто надень ему на палец, быстро.
– Но…
Улыбка Тсуги стала шире. Ласточка торопливо схватил Грача за левую руку и насадил кольцо ему на мизинец – единственный палец, на который оно влезло. Грач стиснул зубы, вызывающе вздернув подбородок. Сначала он не подавал виду, буравил Тсугу яростным взглядом – с гордостью, насколько это было возможно, учитывая, что его руки заломили за спину, а внешние чары растворялись, высвечивая грани его лица, превращая волосы в дикие спутанные космы. Я снова успела привыкнуть к его волшебной личине и потому содрогнулась от этого зрелища. Когда уже начала надеяться, что он сможет выдержать железное прикосновение без особого вреда, на его щеках дернулись желваки. Он покачнулся, пьяно заваливаясь вперед. Из его горла вырвался стон – глубокий, хриплый, почти звериный.
Смотреть на него в такой агонии было невыносимо. Я дернулась к нему, но Тсуга использовала мое собственное движение против меня: развернула мое тело и протолкнула в расщелину в камне.
Я не успела закрыть глаза.
Первым, что я увидела, подняв голову, были звезды. Их было слишком много. Завихрения света, пламенеющие холодно, безбрежно, сверлили спиралями бесконечную черную пустоту. Чем дольше я смотрела, тем больше понимала, что никогда раньше в полной мере не замечала ночное небо и не знала, насколько незначительна была сама перед лицом его чудовищной громады. Вакуум между звездами был не так пуст, как мне сначала показалось; его заполняли новые и новые звезды, и в каждом оставшемся сгустке темноты тоже проглядывали новые светила, а дальше…
– Не смотри, – раздался голос, такой сиплый и надломленный, что я даже не сразу узнала Грача. Я вынырнула на поверхность, как будто только что тонула, и потянулась наощупь, на звук, пока он не взял меня за руку. Я смогла оторвать взгляд от ужасного бесконечного неба. Но не могла подчиниться ему. Не могла отвести глаз от того, что увидела дальше.
Перед нами – и за нашими спинами – тянулась длинная дорога. Фейри шли по ней вереницей; их бледные силуэты мерцали подобно погребальным огням – процессия призраков. Лесная чаща вздымалась по обе стороны от тропы, но этот лес был другой, не такой, что существовал в мире, из которого мы пришли. Каждое дерево в обхвате было размером с дом, а то и больше. Корни поднимались от земли на такую высоту, что я не смогла бы забраться на них, если бы попыталась. Белое сияние прекрасного народца отбрасывало на них порхающие тени.
Спотыкаясь, я шла дальше, а время неслось мимо. Грибы выскакивали из почвы, сохли и увядали, а на их месте росли новые. Листья роем обвивались вокруг веток и падали, а там, где они росли, уже дрожали, набухая, новые почки. Мох несся по земле, как морская пена, приливая и отливая разными оттенками зелени. Олененок робко выскочил из подлеска, чтобы в следующий момент вздрогнуть всем телом от странного спазма и рухнуть на землю уже мертвым оленем с седой шерстью на морде и огромными рогами. Когда я прошла мимо, его скелет уже наполовину погрузился в землю, поглощенный слоями разлагающихся листьев, дрожащих, подобно плотоядным личинкам.
Сколько лет уже прошло? Двадцать? Тридцать? Ужас охватил меня. Я бросила испуганный взгляд на собственную руку, ожидая, что кожа моя уже сморщилась и покрылась пятнами от старости. Но она оставалась неизменной. Не так ли? Свет был таким странным – я не могла верить собственным глазам…
– Представь, – выдавил Грач, – что это иллюзия. Когда мы сойдем с тропы, пройдет всего пара секунд. Ты не изменишься. Физически.
Его рука жутковато светилась. Мне показалось, что сквозь кожу я увидела очертания собственной руки; только кольцо бросало на его палец тень. Я начала поднимать взгляд…
– Нет, – прохрипел он.
…и посмотрела ему в лицо. Мертвенно-бледное, его искажала гримаса сильнейшей боли; полупрозрачные тени залегли у него под глазами, заостряли впалые скулы. Рот его был закрыт, но очертания острых зубов были заметны под кожей. Только тогда я поняла, что свет исходил изнутри него, от пылающих костей. Я едва узнавала Грача. Он был похож на ожившего мертвеца, выползшего из-под земли, цепляющегося за жизнь только от отчаянного голода.
– Мое кольцо убьет тебя? – спросила я.
Он еле-еле покачал головой. Даже такое незначительное движение стоило ему огромных усилий. Нет, возможно, он не умирал, но боль была невыразимой.
– Я не хотел, чтобы ты видела меня таким.
– Я все еще тебя не боюсь, – прошептала я, наконец закрывая глаза.
– Тебе досталась такая необычная смертная. – Голос Тсуги ударил меня, как порыв холодного ветра. – Жалко. Мне больше нравится, когда они боятся. Такие розовые, такие крошечные. Им это куда больше к лицу.
Я не могла понять, сколько длилось наше путешествие. Даже закрыв глаза, все еще представляла, что происходит вокруг меня. Ветки скрипели и шуршали, как будто деревья были живыми. Корни извивались в почве у меня под ногами. Грибы, папоротники, мох, почки – все они цвели и умирали с влажным хлюпающим звуком, как будто кто-то помешивал в миске густой пудинг. Жестокий смех кого-то из фейри иногда прорезался сквозь всю эту какофонию, но со временем лес становился все громче и громче, пока я не испугалась, что мои барабанные перепонки просто лопнут. Еще более странные звуки тревожили мой слух: низкие прерывистые стоны, исходящие из-под земли. Хрустальный звон, в котором я угадала движение звезд.
Я почти забыла, кто я такая, превратилась в какого-то слепого зверька, бессмысленно плетущегося по дороге, запуганного безвременной, неумолимой беспредельностью вселенной, прижимающей меня к земле.
Пока все это вдруг не остановилось.
Я держалась на ногах только потому, что Тсуга придерживала меня под мышками. Мои веки дрожали; сквозь ресницы пробивался золотой свет. Неясный рев почти сбил меня с ног. Тысячи голосов говорили одновременно, перебивая друг друга; но по сравнению с симфонией пролетающего времени этот звук показался мне тихим и далеким, доносящимся до меня как сквозь вату. Я чувствовала лишь безразличие. Земля вертелась так быстро, что по подсчетам звезд я уже была мертва. Было абсолютно неважно, выживу я сегодня, или завтра, или через месяц. Моя жизнь была незначительнее, мельче жизни самого крошечного листка в лесу. «Золотой полдень», – вспомнила я и улыбнулась, не задумываясь о том, как, должно быть, выгляжу со стороны.
Моя голова запрокинулась. Чуть приоткрыв веки, я заметила, что мы стояли на платформе, поднятой над землей на высоту одного или пары этажей. Узловатые корни вились у моих ног, почерневшие от древнего пожара или удара молнии, блестящие каплями застывшей смолы. Корни тянулись вниз неровной винтовой лестницей, ведущей к светлому переполненному залу, залитому, казалось, ясным вечерним светом, что не могло быть правдой, ведь сейчас еще была ночь. Грач сказал,
