– Хватит вырываться, – сказала мне на ухо Жаворонок. – Некоторые тут пытаются тебе помочь.
Я вцепилась ей в запястье.
– У него нет меча!
– Меча? – ухмыльнулась она. – С какой стати Грачу вообще нужен меч?
Оказалось, он правда не нуждался в оружии. Весенний принц пригнулся и развернулся перед таном, как танцор, а потом засадил левую руку прямо чудовищу в грудь. Зверь замер и затрясся всем телом. Ростки осеннего плюща вырвались из его носа, рта, глаз, а потом побежали по всему телу, опутывая, превращая в огромный фигурный куст. Грач высвободил руку и, раздробив в кулаке древний бурый череп, отбросил его в сторону. Взмахнув плащом, он ловко увернулся от валящейся наземь коры, потом бросил нам с Жаворонком оценивающий взгляд. Теперь вороны кружили вокруг нас трех – непроницаемая черная стена, блестящая бусинками глаз, – как будто мы оказались в сердце бури. Когда второй тан прорвался сквозь нее, Грач стоял к нему спиной. Я крикнула ему, но он уже почувствовал приближение противника. Одним плавным движением опустился на колени и прижал ладонь к земле; водоворот перьев поглотил его. Рога тана врезались в пустоту, не задев большого ворона с фиолетовыми глазами, поднявшегося в воздух. Грач исчез в водовороте, не отличимый от остальных птиц. Потом он вырвался на свободу и пикировал с потолка вниз, вытянув перед собой когтистые лапы, как сокол, приметивший жертву. На мгновение снова исчез. Я отчаянно искала его глазами, пытаясь понять, куда он пропал, и долго мне ждать не пришлось. Тело тана накренилось в одну сторону, затем в другую, спотыкаясь и топча копытами сгнившие останки своего собрата, а потом с грохотом рухнуло на землю, превратившись в груду растительности, рассыпавшуюся по настилу. Грач высвободился из его останков в человеческом обличье, стряхивая пыль с рукавов.
– Он правда оторвал себе палец? – В голосе Жаворонка слышалась нотка жутковатого восторга. – Он правда сделал это, не так ли? Я никогда не слышала, чтобы кто-то делал это раньше. Это навсегда, видишь ли. Его чары не скроют увечье, и прилив силы продлится недолго.
Я сглотнула.
– Он правда… он может сразиться с Ольховым Королем?
Звук охотничьего рога потряс землю и завибрировал у меня под ногами. Время остановилось. По крайней мере, так мне показалось сначала; но потом Грач сделал шаг назад, а я медленно подняла дрожащую руку – просто чтобы убедиться, что все еще могу это сделать. Вороны, окружившие нас, зависли в воздухе, скованные в полете, неспособные даже моргнуть. Ни одно перышко не шевельнулось. Снова раздался зов рога. И все вороны рассыпались, как разбитое стекло, обрушились обсидиановым водопадом, устлав землю под нашими ногами.
Ольховый Король поднялся на ноги. Лозы соскользнули с его тела; они все еще уползали прочь по спинке трона. Он сделал один шаг вниз по лестнице. Второй. С каждым движением над ним поднималось новое облако пыли. Спускаясь, он постепенно стряхивал с себя груз столетий, как будто с его плеч свалилась мантия времени. Изумрудный хитон, вышитый темным, древним золотом, показался сантиметр за сантиметром. Его густая седая борода была местами заплетена в косы, как у древнего короля-воителя, и украшена золотыми пряжками. На пальце блестела печатка. Кустистые брови скрывали его глаза; видны были лишь суровый нос и беспощадный изгиб рта, который я узнала после резных барельефов.
Где крылся изъян в его внешних чарах? Кажется, его просто не было.
Остальные фейри вокруг нас замерли на середине движения, превратившись в каких-то актеров странной пантомимы. Я почти не удивилась тому, как много из них сражались не с воронами, а друг с другом. Было совершенно непонятно, был ли кто-то из них на нашей стороне или же просто ярость по поводу оттоптанных ног оказалась настолько заразительной. Они оцепенели, все еще впившись когтями друг другу в глотки, а цветущие лозы и мох от их собственной крови обвивали их застывшие тела.
Грач не шевелился. Он стоял, выпрямив спину; выражение его лица было абсолютно нечитаемым. Мое сердце забилось в горле. Я бросила взгляд на Жаворонка; мне не понравилось, как расплылось все вокруг, едва я повернулась, – не самое удачное время для того, чтобы упасть в обморок, как сказочная дева. Жаворонок тоже оцепенела и смотрела на Ольхового Короля; глаза ее были расширенными, почти стеклянными, как будто она была под гипнозом.
Уголком глаза я заметила, как король сделал еще один шаг, нависая над залом. Тогда-то я и догадалась. Его рост. Его рост был изъяном. Он возвышался над другими фейри, был на голову выше даже Грача: пропорции казались просто нечеловеческими.
Жаворонок, наконец, ответила на мой вопрос.
– Нет, – процедила она, огромным усилием выдавив едва слышное слово из легких; оно соскользнуло с ее неподвижных губ, как еле заметный вздох. – Никто не может.
– Я начинаю вспоминать, почему опустился на трон и не вставал с него целую эпоху. – Голос Ольхового Короля прокатился по всей зале, как гром, кипящий на горизонте. Воздух стал душным, наполнился электричеством, пока даже волоски на моих руках не встали дыбом. – Я устал от склок. Ваши крошечные жизни утомили меня. Вино… вышивки… безделицы… зачем? Вы готовы выцарапать друг другу глаза за глоток пыли. Но вокруг вас и так одна пыль. Весь мир создан из праха, и однажды он вернется в прах. И больше ничего нет.
Я ошиблась, когда в его глазах мне померещился страх. Это существо не знало страха. «Он не чувствовал ничего», – думала я, заставляя себя поднять подбородок. Черные пятна мелькали у меня перед глазами, как мошка.
– А теперь Благой Закон нарушен, и вы не сумели привести справедливый приговор в исполнение. По какой причине эти двое… все еще живы? Не имеет никакого значения, что сделала смертная. Я не желаю, – пророкотал он, – их видеть.
Он почти добрался до подножия лестницы. Проглотив горький вкус озона, я мысленно потянулась к Грачу и закричала в разделенную нами тишину.
Тот пошатнулся, как будто из-под его ног выдернули ковер, и потряс головой; а потом, к моему ужасу, криво улыбнулся Ольховому Королю. Усмешка получилась слишком дикой, чтобы назвать ее обаятельной.
– Какое удачное совпадение, – объявил Грач. – Должен признаться, мы тоже не особенно горели желанием увидеть тебя. В свете данных обстоятельств, полагаю, лучше всего будет, если мы откланяемся. – Он прижал руку к груди и низко поклонился. – Хорошего дня.
Вынужденный ответный поклон Ольхового Короля скрыл его лицо, мгновенно помрачневшее.
– Быстрее, сюда, – сказал Грач, обернувшись и протянув мне свою здоровую руку. Волна листьев закружилась вокруг него; подхватив меня на руки, Жаворонок помогла мне запрыгнуть на спину фыркающего коня и обвить руки вокруг его шеи. Одним костедробильным скачком мы рванулись прочь. Могучие мускулы ходили ходуном под моей щекой.
Удивленные лица мелькали мимо нас; кто-то уворачивался от кусков каменной крошки, вздымаемых копытами. Они били меня по ногам – прохладное безболезненное колотье. Я задумалась, не истекаю ли кровью.
Мы пронеслись вверх по лестнице; плечи Грача ходили ходуном, пока он преодолевал крошечные ступени. Зеркальный водяной занавес был все ближе и ближе; силуэт скачущего коня – и мой, бледный, вцепившийся в гриву, – отражался в дрожащем серебре. Грач собирался проскочить сквозь водопад. Я приготовилась к нашему прыжку.
– И это был твой план? Ох, Грач, – пробормотала я полубессознательно в его теплую жесткую гриву. Он делал