Это, наверное, было ошибкой.
Трава сразу же вздулась, и из диких цветов потянулся росток, быстро превратившийся в высокое молодое деревце, расправившее ветви. Ярко-алые листья вспыхнули на нем, как цветы, триумфально – и немного беспардонно – захватывая всю весеннюю поляну. В лучших традициях Грача.
– Имей приличие! – воскликнул Овод. – Я не позволю тебе уродовать свой двор, Грач. Просто возмутительно!
Тот расправил крылья и воинственно закаркал в ответ. Я украдкой улыбнулась.
– Спасибо, – прошептала ему, перекатывая пальцами стержень пера.
Едва я обмакнула очин во влажную сажу и принялась царапать свое письмо, Овод забыл и думать о произошедшем. Фейри не могли писать, но читать они точно умели, поэтому я должна была формулировать свое сообщение очень осторожно, чтобы не раскрыть лишнего.
«Дорогие Эмма, Март и Май, – писала я. – Я в безопасности, со мной все в порядке. Мне больно думать о том, как вы, должно быть, переживали после моего исчезновения. Дело в том, что я отправилась в неожиданное путешествие, – я знала, что Эмма поймет, как я отнеслась к этому «путешествию», – и до сих пор не имела возможности написать вам. В настоящее время я демонстрирую свое Ремесло весеннему двору. Сюда меня привел Грач, осенний принц, забравший меня из дома довольно спонтанно. Я с нетерпением жду нашей встречи. С любовью, Изобель».
После прочтения у Эммы, должно быть, останется больше вопросов, чем ответов, но на маленьком кусочке бересты кончалось место, поэтому мне пришлось довольствоваться этим. Я подождала, пока сажа высохнет, потом передала бересту Оводу. Он поднес письмо к лицу, изучая его с восхищением.
– Такое простое действие, – сказал он наконец, – и тем не менее знаешь ли ты, что фейри обратился бы в пыль, попробуй он повторить то, что ты сотворила?
– Я… слышала об этом, да.
Овод бросил на меня быстрый взгляд бледных глаз.
– Не думай, эта цена невелика по сравнению с могуществом и красой бессмертия. И все же иногда это заставляет задуматься, не так ли? Почему больше всего на свете мы жаждем вещей, которые легче всего могут уничтожить нас?
По моей спине пробежал холодок. Я никогда не слышала, чтобы Овод выдавал философские сентенции о чем-то более сложном и глубоком, чем лимонные пирожные. Я удержалась от того, чтобы взглянуть на Грача, гадая, разделяет ли он мое беспокойство.
– Само Ремесло не причиняет вам вреда, – заметила я. – Его плоды вы носите и едите ежедневно без каких-либо последствий.
– Да-да. Но тем не менее. – Он выдавил слабую улыбку. – Некоторые последствия незримы. Однажды ты, возможно, узнаешь: у Ремесла есть разные средства, чтобы погубить наш народ, и некоторые ты даже не можешь вообразить… Это прозвучало довольно мрачно, не так ли? Искренне прошу прощения. – Он подмигнул мне; потом хлопнул в ладоши и поднялся на ноги.
Только тогда я поняла, что письмо исчезло, испарилось в его руках быстрее, чем можно было заметить. «Он дал мне слово», – напомнила я себе, все еще пытаясь оправиться после странного разговора. Эмма получит письмо. Она прочитает его и все еще будет за меня бояться, но по крайней мере не будет думать, что я мертва.
– Кто хотел бы помочь Изобель отнести материалы для ее Ремесла к трону? – спросил Овод, как будто обращаясь к группе школьников. Меня сразу же окружила шумная толпа фейри; они начали поднимать мисочки, изучая их. Сначала я боялась, что они испортят мои пигменты, но это беспокойство исчезло, когда я заметила, что они обращаются с сосудами, как с заколдованными кубками, которые могут взорваться или превратить всех в камень, если их ненароком уронить. Грач, судя по всему, решил, что сегодня он уже достаточно мне помог: когда я встала, он подлетел ко мне и хлопал крыльями, пока я не разрешила ему сесть. Он устроился на моем плече и наблюдал за всеми, надменно вздернув клюв.
Наша процессия по пути к трону вполне могла бы стать сюжетом для гобелена: я шла впереди, одетая в тонкое развевающееся платье, на моем плече сидел принц в вороньем обличье, а следом вышагивали вереницей остальные фейри. Весь лес пылал в лучах закатного солнца, и даже насекомые, выползающие из потревоженных цветков, казались парящими в воздухе золотыми пылинками.
Когда мы добрались до тронного зала, стало ясно, что в мое отсутствие кто-то здесь тщательно подготовился к нашему возвращению. Длинный стол тянулся к трону вдоль березовой аллеи; вышитая салфетка-дорожка – длиной метров двенадцать, если не больше – застилала белоснежную скатерть. Бледно-зеленый и серебристый шелк дорожки сочетался с подушками на стульях и узорами на дорогих фарфоровых сервизах. Но все это великолепие меркло по сравнению с едой: блестящими горами винограда, слив и вишен, кучками пирожных, покрытых глазурью, жареными гусями и куропатками, все еще шипящими после готовки на вертеле.
– Кто все это сделал? – пробормотала я, обращаясь к Грачу. – Тут что, каждый по очереди играет роль слуги? Или, пока вас нет, из леса, чтобы все подготовить, приходят зайчики с белочками?
Он выразил свое отношение к моим издевкам, развернувшись и ткнув хвостом мне в нос.
Стол так поразил меня, что я заметила еще одно приятное дополнение, только когда мы подошли ближе. Обитый парчой стул стоял в нескольких шагах от трона, а перед ним был установлен мольберт. Он был декоративный и предназначался скорее для того, чтобы показывать работы, нежели писать их, но все равно прекрасно подходил для моего дела. Количество бересты, которую для меня раздобыл Овод, было положительно пугающим. Стопка ее возвышалась над стулом и свидетельствовала о его высоких ожиданиях.
– Боюсь, когда мы закончим ужин, будет уже слишком поздно, – заметил Овод, подходя ближе. – Возможно, ты осчастливишь нас своим Ремеслом уже завтра утром?
И он предложил мне стул во главе стола.
Глава 13
Я бы с радостью отказалась от такой чести, но это было бы невежливо с моей стороны. Все взгляды были направлены на меня. Я сделала реверанс и подошла к стулу. Когда я садилась, Грач слетел с моего плеча и вернулся в привычное обличье, чтобы услужливо подставить мне стул. Овод уступил ему с улыбкой, и я задумалась, было ли со стороны Грача мудро так поступить.
Остальные придворные подошли к столу и начали занимать свои места. Жаворонок уселась слева от меня, а Грач – по правую руку. Овод отошел к другому концу стола и уселся напротив меня, едва заметный за всеми деликатесами, нагроможденными по пути. Все опустились на сиденья с шорохом шелка и муслина.
Последовавший причудливый пир показался мне поразительным. Вместо того чтобы использовать ложки, вилки или черпаки, фейри брали все, что хотели, руками. Их внешний вид был так прекрасен и движения так аккуратны, что практика эта не показалась мне отталкивающей. Никто не прислуживал за столом: если кому-то хотелось попробовать что-то, до чего было тяжело дотянуться, то он либо вставал и шел за этим сам, либо просил передать по рукам, рискуя, что кто-нибудь съест деликатес по дороге. По столу передавали бутылки вина, и мы все налили себе по бокалу. Я не особенно разбиралась в этом, но одного глотка хватило, чтобы понять, что заплатили за это выдержанное сокровище едва ли не его собственный вес в серебре. Вино
