Голос сильфа совсем охрип. Он водил грязными пальцами по лицу Томми, а тот дергался в конвульсиях, захлебываясь кровью.

– Тише, все хорошо, хорошо…

На самом деле все было очень плохо. Томми умирал, и слезы катились по его щекам. Он вдруг изо всех сил схватился за плечо Аргона, словно тот был его спасением, взглянул ему прямо в глаза и едва слышно прохрипел:

– Я х-хотел быть таким, как…

Мальчик замер. Его огромные блестящие глаза словно все еще глядели на Аргона, но он больше не дышал, и кровь запекалась на его губах.

– Нет, подожди, постой, – Аргон крепче прижал мальчишку к себе. Он обломал стрелу и вновь посмотрел на Томми: – Так лучше, да? Ты меня слышишь, Томми? Томми!

На войне смерть – обычное дело. Так говорят. Но кто это видел? Кто-то в этом лично убедился? Возможно, единицы. Возможно, десятки. Но не Аргон, который ничего не знал о войне. Он даже не подозревал, какой смысл вложен в короткое слово «война». Какая боль, какое отчаяние и какие душевные терзания заложены в нем. Держа на руках мертвое тело Томми, он наконец-то понял, о чем было написано в книгах. Это было самое ужасное познание, тяжким грузом легшее на его сердце.

– Томми… – беспомощно позвал сильф, словно в трансе огляделся по сторонам и вдруг впервые увидел не мужчин, для которых борьба за страну стала долгом всей их жизни, а перепуганных людей и отчаявшихся солдат. Он увидел смерть такой, какая она есть, – не благородной, не красивой и не легендарной, а грязной и мучительной. Люди бросались друг на друга, будто звери, и они спасали свою жизнь, а не боролись за честь королей. Быть может, они и руководствовались высокими намерениями, чистой верой и надеждой, но здесь, сейчас, на этом поле не было ничего величественного. Не было никаких возвышенных целей. Были лишь животные инстинкты. Поединок велся не между войсками Арбора и Станхенга, а между жизнью и смертью.

Неожиданно Аргон вспомнил слова Нубы: «Умирал ли кто-нибудь у тебя на руках? Испускал ли последний вздох?». Сейчас ее невинные вопросы казались пророческими.

Аргон увидел высокого воина-гиганта в серебристых доспехах, перепачканных алой кровью. Солдаты бежали от него без оглядки, а он так искусно орудовал огромным мечом, что умудрялся одним взмахом лишать жизни сразу нескольких. Аргон крепко зажмурился, и его рука потянулась за мечом. Яростный ветер закружился над его головой, едва пальцы коснулись холодного оружия. Грозовые тучи вновь возникли на небосводе.

Аргон закрыл глаза Томми, сжал рукоять меча и поднялся с колен. Поднялся, потому что так его учил отец. Поднялся, потому что должен был биться до самого конца. Ради Эльбы, ради будущего. Ради Томми. Он поднялся, потому что ему предстояло отомстить, ведь воином-гигантом был сам Осгод Беренгарий.

Аргон половчее ухватил оружие и кинулся вперед. Все мысли о том, что правильно, а что нет, улетучились. Возможно, то, чем мы становимся, чтобы выжить, – это необходимость. Мы можем стать монстрами и спасти себя, но не погубить то человеческое, что когда-то в нас было. А возможно, часть нашей души умирает вместе с теми, кого мы отправляем на тот свет.

Аргон взмахнул мечом и рассек туловище Огненного сана, выпустив наружу его окровавленные кишки. Он поднял руку, и ветер повалил с ног еще десяток солдат, которые с душераздирающими криками пытались приблизиться к нему. Но Аргона уже ничто не могло остановить. Он шел прямиком к Осгоду, навстречу своей судьбе.

Предводитель увидел, как Беренгарий вонзил меч в макушку речного человека. Тот в судороге выронил кинжал, и темная кровь залила его перекошенное от ужаса лицо. Осгод рывком выдернул меч, и голова его жертвы раскололась на две части.

– Впечатляет, – прохрипел Аргон, посмотрев на своего противника. Тот с интересом остановился и расправил плечи. Стальной прочный шлем скрывал его лицо. Сколько же легенд ходило об истинном облике Осгода Беренгария! И одна была хуже другой.

Аргон и Осгод одновременно подняли мечи. Они стояли друг против друга, совершенно позабыв о том, что вокруг продолжали сражаться тысячи солдат.

Возможно, все, чего Аргон добился в своей жизни, вело к этому моменту, когда он сможет отомстить за своего отца. Он зарычал, Беренгарий бросился в атаку, и их мечи скрестились с оглушительным звоном.

На этот раз соперник Аргону достался опасный. Осгод долгие годы был правой рукой Алмана Многолетнего и считался самым сильным воином Калахара. Еще никому не удалось победить его – человека огромного роста, мастера своего дела, которому лишить человека жизни не стоило ровно ничего.

Сильф старался менять положение, перепрыгивая с ноги на ногу, как его учил отец.

«Правильно дыши, правильно двигайся», – звучали в голове слова Эстофа.

Но отражать выпады Осгода было невероятно сложно. Он с такой силой орудовал мечом, что от его ударов Аргона отбрасывало в сторону. Он стискивал зубы, отпрыгивал все дальше и дальше, а Осгод наступал, будто черная смерть в сверкающих доспехах, без лица, без голоса и прошлого. Величественный палач, намеревающийся лишить Аргона жизни.

Аргон в очередной раз оступился и вдруг рухнул на землю. Беренгарий замахнулся, и его меч вонзился в паре дюймов от головы Аргона. Сильф перекатился и попытался встать, но гигант свирепо ударил его в живот. Аргон свалился на землю, харкая кровью. Он резко вздохнул. «Почувствуй врага, стань им самим». Его отец кричал так громко, что заглушал ор обезумевшей от ярости толпы.

«Поднимайся, Аргон!»

Аргон в отчаянии помотал головой.

«Поднимайся!»

Осгод Беренгарий поднял над собой меч, и тот сверкнул в солнечных лучах. Сильф понимал, что, возможно, это последние мгновения в его жизни и сейчас он умрет. Как отец. Как Нуба. Как Томми. Он не сумеет отомстить за Эстофа и больше не увидит Эльбу и Ксеона. Не увидит Долину Ветров.

«Поднимайся, сынок, давай же! Поднимайся!»

Меч Осгода медленно опускался. Аргон зарычал, словно горный лев, и рывком вскочил на ноги.

Осгод промахнулся и снова попытался пронзить Аргона мечом, но тот отпрыгнул в сторону. Он прислушивался к голосу своего отца, как никогда раньше. Измотанный, но окрыленный яростью. Однако самое главное теплилось внутри у предводителя. И об этом сокрушительном оружии никто не догадывался. Даже сам сильф.

Аргон не просто мстил за отца. Он мстил за человека, которого любил.

Любовь придала сильфу такую силу, что через мгновение острый клинок его меча прошелся по не защищенной доспехами ноге Беренгария, а потом и по руке. Осгод злобно выругался, а Аргон быстро обежал его и нанес мощный удар со спины. Осгод разъяренно попятился назад.

– Что ты говоришь? – с издевкой спросил сильф.

Злость, ненависть, боль и презрение – все эти чувства слились воедино, придавая предводителю силы. Со страшным криком он вонзил меч