Но она не хотела врать. Вся ее жизнь казалась неправильной, все казалось странным и чужим, и она хотела остаться честной хотя бы сама с собой. Пожалуй, в этом и состояла вся сложность – говорить правду, когда никто из окружающих не понимает истины и не собирается принимать ее. Люди предпочитали подчиняться. Они не понимали, что их бездействие порождает новые беды.
Эльба спустилась по лестнице, выбежала на площадь и глубоко вдохнула свежий воздух. Она откинула назад голову, и желтые блики от витражных окон упали на ее лицо. Эльба не понимала, к чему стремиться, кому доверять и от кого скрываться.
Ей было невыносимо оттого, что приходилось оправдываться в своих поступках, кричать и доказывать, что она живое существо, что она умеет мыслить, что у нее есть чувства. Эльба многое отдала бы за то, чтобы ощутить себя свободной. Она бы отдала многое, чтобы сорваться с места и успеть попрощаться с мужчиной, который уберег ее от гибели и спас ее сестру. Ей хотелось посмотреть в его глаза. Хотя бы раз!
Но она не имела права. Эльба стояла посреди пустынной площади, и ветер безжалостно трепал ее волосы – и не было на свете более одинокого человека.
– Хвала духам, – неожиданно послышался хриплый голос, и нимфа стремительно обернулась. К ней приближался седовласый старик. Он нервно размахивал руками, словно отгоняя мух. – Как мне повезло, как повезло!
– Что-то… стряслось?
На белой накидке старика пылали алые пятна крови, а в глазах горел ужас. Старик крепко схватил Эльбу за руку.
– Вы…
– Хуракан, моя дорогая. Я тот самый сумасшедший с Фиэнде-Фиэль.
– Но почему вы здесь?
– Мне нужна помощь. Точнее, не мне… но это неважно. Важно совершенно иное.
– Я могу позвать…
– Нет времени! – Старик потащил Эльбу за собой, и она в изумлении нахмурилась, не понимая, что происходит. Если это Хуракан, значит, он ведет ее к Аргону. Но она не может… ей нельзя…
– Подождите. – Девушка остановилась перед спуском в подвал. – Я вам не помогу, ведь я… я не имею права…
– Милая моя, – воскликнул Хуракан, и его глаза с таким укором взглянули на Эльбу, что она вздрогнула, – ты позволишь моему маку умереть?
Старик будто чувствовал, что Эльба колеблется и не знает, стоит ли ей пересекать черту. Если она пойдет с ним, все перестанет быть прежним. Если она ослушается короля и поставит доводы сердца выше доводов рассудка – ей несдобровать.
Эльба посмотрела старику в глаза, а он почему-то улыбнулся. Странное у него было лицо, испещренное морщинками и родинками. Хуракан внезапно наклонился к ней и небрежно бросил:
– А вы кто вообще такая?
– Что? – Эльба застыла. – Я Эльба Полу… Барлотомей.
– Полубарлотомей?
– Нет. Просто Барлотомей.
– И все? – Старик цокнул языком. – Просто ответьте: что вы тут забыли?
– Я забыла тут свое королевство!
Недовольная гримаса исчезла с лица Хуракана так же быстро, как ветер меняет свое направление. Он вновь заулыбался и спросил:
– А разве королева не может делать то, что посчитает нужным?
Эльба опустила плечи. Неужели все так просто? Неужели можно хотя бы на мгновение поддаться зову сердца и притвориться свободным человеком? Она была королевой, она имела право жить так, как считала нужным! Кто посмеет помешать ей? Кто посмеет с ней спорить?
Она кивнула и решительно пошла за Хураканом. Его балахон волочился по каменным ступеням, седые волосы ниспадали по горбатой спине.
У Эльбы внезапно открылось второе дыхание, сердце наполнилось силой, смелостью и отвагой. Она стремительно шла за Хураканом, но как только оказалась на пороге небольшой комнатки, отведенной под лазарет, замерла от ужаса. Посреди мрака и бликов от потрескивающего в камине огня на деревянном столе лежал Аргон, корчащийся в судорогах.
Эльба испуганно прошептала:
– Боже мой…
Его окровавленная рубаха валялась на полу. Вспотевшая кожа блестела от крови. Широкая рана пересекала тело Аргона от плеча до бедра, и из нее лилась кровь. Эльба кинулась к сильфу и коснулась пальцами его лба.
– Аргон? – позвала она хриплым голосом, но он не услышал.
Его глаза были закрыты, губы шевелились, словно он что-то шептал, сложенные на рассеченной груди руки тряслись. Эльба в панике погладила его волосы и измазанные грязью щеки. Аргон дернулся, а она зашептала, сама не веря своим словам:
– Все хорошо. – Кровь не останавливалась, стекая на деревянный стол, и Эльба посмотрела на старика: – Что с ним?
– Лихорадка, моя дорогая.
– Вы должны помочь.
– Мы должны. Один я не справлюсь, а лишних рук сейчас нет. Только вы. Я не ожидал вас увидеть, но раз уж так получилось…
– Говорите, что мне делать.
Хуракан закатал испачканные кровью рукава и подошел к столу. Он поморщился, посмотрев на кровоточащие раны, и вздохнул.
– Я раскрыл его раны, потому что они загноились. Надо бы обработать их. Я уже это сделал, но надо еще раз. А потом понадобится вот это. – Старик достал из ящика катушку ниток, сверкающую иглу и протянул Эльбе. – Зашейте, моя дорогая, пока я буду готовить новый отвар. Отвар важный! Он ему срочно нужен, пока у него мозги не закипели.
– Зашить?
Эльба испуганно вздрогнула, а Хуракан кивнул, поставил на столик миску с серой отвратительно пахнущей жижей и довольно усмехнулся:
– Уверен, речные нимфы хорошо штопают.
Эльба посмотрела на Аргона и почувствовала, как в груди потяжелело. Он выглядел таким беззащитным, синеватые губы дергались, веки дрожали. Ему было очень плохо. А ведь он всегда казался ей совершенно неуязвимым.
Эльба окунула ткань в отвар и медленно промокнула жуткие раны. Аргон застонал, отчего у нее в глазах защипало, и она виновато поджала губы:
– Простите, простите меня.
Он сипло дышал. Эльба продолжила обрабатывать раны лекарством, чувствуя, как предательски дрожат руки. Но она не сдавалась. В Аргоне еще теплилась жизнь, и она не намеревалась отступать, пока он не придет в себя.
Из ужасной раны кровь сочилась вместе с гноем. Эльба аккуратно промывала ее, стараясь не обращать внимания на стоны Аргона. Он вертел головой, а Эльба заботливо шептала:
– Все хорошо, тише.
– Мак всегда был дураком, – неожиданно сказал Харукан, мешая вонючую жижу в маленьком котелке, – ему часто доставалось в детстве, потому что он совал свой нос туда, куда не следует. И эта привычка никуда не делась. Эстоф бы треснул его!
– Эстоф его бил?
– Всем детям полезно иногда получать затрещины.
– Мой отец никогда не поднимал на меня руку.
– Но вы же девушка, моя дорогая, это другое. Сын и отец… тут особенные отношения! Эстоф любил этого паршивца. Он начал им гордиться, когда тот еще на свет не появился. У них в роду все дети поздние. Мы всей деревней начали праздновать уже заранее, за пару месяцев до рождения. Бригида велела назвать его Аргоном. На
